— Смертельная, — развела руками Этти. — Она слишком многое изменила в моей жизни. И я пока не знаю, как мне к этому относиться!
* * *
Вот и вся история.
Картина теперь висит у меня в комнате. Я смотрю на нее и вспоминаю тот осенний парк. Когда еще были живы папа и странный художник, ставший впоследствии национальным достоянием. Светка открывает его выставку — наконец-то!
Иногда я хожу на наше Новое кладбище. Одна могила там вся заполнена цветами. «Андрей Лушин» — написано на гранитной плите, и судя по возрасту, он был совсем молодым, а мне тогда казался таким взрослым!
А если пройти вглубь…
Туда, похоже, прихожу только я. Цветов там почти нет — только мои.
Наверное, это справедливо — ведь я единственный человек, которому Жаба попытался сделать добро.
«Смерти нет — это всем известно, повторять это стало пресно».
Почему-то именно эти строчки приходят мне на ум, когда я возвращаюсь с кладбища.
В такие дни я прихожу домой, запираюсь в комнате, включаю Баха и начинаю плакать.
Потому что, хотя смерти и нет, я больше никогда не увижу некоторых людей, а — жаль!
Даже Жабу.