— Нет.

Подчиненная мистера Чу откидывается на стуле:

— Все, что вам требуется сделать, это подписать заявление, а потом выступить перед камерой, публично отказавшись от вашей работы с «Коалицией по Прекращению Безумия». После этого вам дадут есть и пить и вернут вас вашей семье.

От одной мысли про еду доктора Мартинез затошнило.

— Я сказала, что не подпишу. Я верю в дело КППБ. Мы губим планету. Кто-то должен это остановить.

Подчиненная мистера Чу старательно сдерживает раздражение и гнев. Она молча кивает стоящему у двери охраннику-робиоту. Он плавно и бесшумно подкатывает к Валенсии, протягивает к ней руку, из которой вырастает длинная тонкая стальная спица. Дотрагивается ею до доктора Мартинез и пускает электрический разряд.

Валенсия подпрыгивает от боли, но сдерживает крик. Спица оставляет у нее на руке маленький красный след. Рядом с другими маленькими красными точками-следами. «Руки у меня выглядят так, будто у меня корь», — истерически думает она. Но тут же старается взять себя в руки: думай о чем-нибудь другом. Представь себя в каком-нибудь другом месте.

Она смотрит мимо подчиненной мистера Чу сквозь круглое толстое стекло крошечного иллюминатора. Тесная душная комната бледнеет и постепенно расплывается. Вода снаружи темная. Свет сюда с поверхности не доходит, и единственный его источник — мощные лучи прожектора этой подводной станции. Если бы они выстрелили ею, как выстрелили недавно помощником помощника, все было бы много проще. Там, снаружи, было бы тихо, прохладно и спокойно. И все бы кончилось, едва только она бы там оказалась. Она бы больше ничего не боялась. И больше никакой боли они причинить ей не могли бы. И можно было бы спать.

Нечто огромное и темное движется мимо в луче станционного прожектора. Валенсия заморгала, поняв, что это не кит. Но что? Это живое существо — не машина, не робот. Но ничего похожего Валенсия в жизни еще не видывала. Это какое-то недоразумение. Страшная ошибка.

Внезапно все встало на свои места. Все обрело смысл. Она поняла, зачем они ее похитили, почему держат ее здесь и почему им непременно требуется, чтобы КППБ прекратила свои протесты.

— Если вам безразлична ваша собственная жизнь, может, вам захочется спасти вашу старшую дочь?

— Что? — Валенсия встречается глазами со своей тюремщицей.

— Максимум Райд взята нами под стражу. — В голосе подчиненной мистера Чу звучат победоносные ноты. Подпишите вот здесь, и мы ее отпустим.

Сухой сдавленный смешок сорвался с растрескавшихся губ доктора Мартинез, и она на мгновение забыла и о боли, и о слабости.

— Если Макс взята вами под стражу, я вам не завидую.

Она снова засмеялась, но посланный робиотом новый удар тока оказался много сильнее. В глазах у нее помутилось, и она потеряла сознание.

63

Я не биолог и не зоолог и морскую фауну не изучаю. Поэтому осьминог на меня накинулся или кальмар, я понятия не имею. Все, что я могу про него сказать, это что размером он был больше меня, скользкий, склизкий, и ухватить его было совершенно невозможно. И еще, что у него был миллион длиннющих щупальцев с миллиардом присосок. И еще помню, что он обвил их вокруг меня с такой силой, что мне не то что пошевелиться — вздохнуть невозможно.

Помнится, чтобы съесть добычу, кальмары и осьминоги присасываются к двум половинам ракушки, раскрывают ее и щупальцами отправляют содержимое в клювообразный рот.

Этот осьминог, или кто он там, явно принял меня за ракушку и пытается расколоть надвое.

В панике судорожно засасываю воздух из дыхательного аппарата, извиваюсь всем телом, безуспешно стараясь вырваться.

Напомню: силу в воде не собрать — это раз. Два — в воде не подпрыгнешь, чтобы дать здорового пинка ногой. И всем телом на врага не навалишься — это три. В воде можно только извиваться и молотить, по мере сил и возможностей, руками и ногами, пытаясь оттолкнуть-отпихнуть склизкие, липучие, тянущиеся к тебе щупальца.

Можно еще постараться дотянуться до охотничьего ножа, который предусмотрительно прихвачен со станции и крепко-накрепко прикручен на бедре. Но до моего ножа мне не дотянуться. Такая уж мне сегодня непруха.

А раз непруха, то непруха во всем. И осьминог сдирает с меня маску. Холодная соленая вода залила мне глаза и хлынула в нос. А склизкая бестия продолжает свое гнусное дело и вырывает у меня изо рта дыхательный аппарат. Изо всех сил стараюсь схватить его зубами — так он мне чуть все зубы не высадил.

Короче, воздуха мне больше глотнуть негде.

Крепко-накрепко сжимаю губы — только бы не нахлебаться соленой воды. У нас, мутантов, исключительно мощные легкие, да еще есть воздушные мешки в придачу. Но дышать нам все равно нужно.

А коли я дышать не могу, утону — глазом моргнуть не успею. И останусь здесь, навсегда погребенной в темной подводной пещере.

И больше никогда Клыка не поцелую.

Слезы в океане ни воды, ни соли не прибавят. Зачем они тогда мне на глаза навернулись?

64

Глаза намертво зажмурены, рот накрепко закрыт — я сопротивляюсь из последних сил.

Если бы только моим противником был добрый старый ирейзер. Или флайбой. Или робиот, или вообще любой другой дурацкий продукт извращенного человеческого ума и воображения.

Неожиданно щупальцы ослабляют свои смертельные объятия. Снова борюсь, опять сопротивляюсь с новой силой. Щупальцы ослабевают еще больше. Внезапно осьминог меня совсем отпускает. Протягиваю руку за дыхательным аппаратом, открываю глаза и вижу, что пещера залита светом.

Это подоспели мне на помощь Джон, доктор Акана и Клык. Ровно в ту минуту, как я открыла глаза, Клык нанес решающий удар осьминогу-кальмару-цефалоподу прямо в его круглый глаз.

Хватаю аппарат — не тут-то было. Шланг безнадежно разорван, и в здоровенную дыру с оглушительным бульканьем вырываются остатки моего воздушного запаса.

Еще пара увесистых тычков — и осьминог ретируется восвояси и скрывается в темноте. Только его и видели. Клык подплывает ко мне вплотную, видит мой рваный шланг и наверняка уже посиневшее лицо. Джон и Акана тоже совсем рядом и сигналят, в какую сторону выбираться из пещеры.

В следующую секунду замечаю, что глаза у Клыка под маской сощурились в улыбке.

В улыбке? Жить мне осталось всего пару секунд — я вот-вот задохнусь, умру у него на руках страшной смертью. А он улыбается! Видно, последним моим словам суждено быть не словами любви, а словами гнева: Клык предатель! А я-то думала, ты меня любишь.

И тут он берет мою руку и осторожно проводит моими пальцами сбоку у меня по шее.

Вот это да! Я отчетливо чувствую, как пальцы мне щекочет ровный поток мельчайших пузырьков.

И легкие не разрываются от отсутствия воздуха. И я не теряю сознания от отсутствия кислорода.