— Это легко объяснить: они были уже близко, наши разведчики вполне могли заметить их и подать нам сигнал… Сейчас совсем другой случай, — покачал головой Живоглот.

— Соловет сама не захотела бы, чтобы мы ее спасали, — хрипло произнес Викус. — Не такой ценой.

— Но… может быть, мы… если сделать вид, что мы решили полететь за ней — просто так! — не сдавался Грегор. — Тогда они ничего не заподозрят.

— Не заподозрят? Ты уверен? Если бы она собиралась лететь туда с кем-то из нас — все полетели бы сразу, Грегор. Крысы легко обо всем догадаются, — ответил Живоглот.

Грегор не был это готов принять.

— Нет! Должно быть какое-то решение! Должно быть что-то, что мы можем сделать!

— Сейчас мы можем делать только одно, парень, — сказал Живоглот. — Мы можем сидеть и ждать.

ГЛАВА 22

Грегор сидел и ждал, а секунды убегали прочь.

Это было не то тревожное тиканье, которое он слышал внутри себя с самого начала войны, эти секунды казались бесконечными.

Команда дешифровщиков снова занялась донесениями. Они не могли позволить себе бездействовать.

Босоножка, которая не вполне понимала, что происходит, уснула на куче одеял. Темп и Газард о чем-то шепотом переговаривались.

А для Грегора, Викуса и Живоглота время как будто остановилось, и они вязли в нем, словно в болоте, задыхаясь в ожидании известий.

«Может, они ее упустят, — думал с надеждой Грегор. — Или начнется бой, и Соловет, Маркус и Горацио смогут отбиться». Почему нет? Они отличные бойцы.

Но всякий раз, взглянув на Викуса, на его поникшие плечи и полное отчаяния лицо, — Грегор понимал, что надежды мало. А точнее — ее просто нет.

Он жалел о своих словах — что ему не нравится Соловет. Да, она ему не нравилась. И разве она могла ему нравиться после того, как она участвовала в этом заговоре с чумой? После того как заперла его в карцере? После того как Живоглот высказал свои сомнения в том, что она выпустит семью Грегора из Подземья? Может, ее смерть облегчит Живоглоту задачу — доставить всех его близких домой, в Наземье. Хотя, разумеется, если война окончится и Люкса взойдет на трон, — она-то уж точно отправит их домой, и плевать, что там скажет ее бабушка. В этом Грегор был уверен. Или… Или нет?

Одним словом — хорошо, что Живоглот дал ему слово яростника. Это-то была стопроцентная гарантия.

Соловет. Нет, он не мог притворяться, что она ему нравится. Хотя в прошлом было немало моментов, когда она относилась к нему тепло и делала для него что-то хорошее. Например, когда он первый раз оказался в Регалии — она, единственная из всех, подошла и обняла его, отчего ему сразу стало легче на душе. Она настаивала на том, чтобы он учился сражаться, и теперь он понимал, что если бы не это — он бы уже давно был мертв. И она отдала ему свой кинжал.

Грегор провел пальцами по рукояти кинжала, думая — как же она сейчас сражается без него? Все-таки он должен был полететь за ней — несмотря на его сложные чувства.

Тогда кто-нибудь сообщил бы об этом Люксе — и она стала бы ненавидеть его чуть меньше.

Наконец Хирония тихо сказала:

— Мы получили известие… Все трое людей, а также их летящие, попали в засаду и убиты.

Живоглот потянулся лапой к шраму на морде, погладил его:

— Ну, у меня от нее останется на память вот это.

Значит, это Соловет нанесла ему эту рану. Когда? Во время войны между людьми и крысами? Во время дружеского побоища, которое они устроили ради забавы?

Грегор невольно подумал, что Соловет оставила шрам не только на морде Живоглота… Она оставила шрамы на мордах и телах многих крыс… а еще — в душах членов своей семьи и многих людей, мечтающих жить в мире.

Живоглот повернулся к Викусу:

— Что ж, она всегда говорила, что именно так хочет умереть.

— Сражаясь… — Губы Викуса произнесли это слово, но звука не было.

— Да, сражаясь. Не на больничной койке, а с мечом в руках, — сказал Живоглот.

Грегор пытался придумать слова утешения для Викуса, но он не был мастером по этой части. Говард был, Люкса была, а вот ему на ум приходили только жалкие и пустые слова. Было особенно трудно подобрать их потому, что Грегор знал: Викус любил Соловет. Они прожили вместе лет сорок, не всегда понимали друг друга, и даже часто ссорились. Они решали проблемы кардинально разными способами: Соловет всегда призывала к сражению, а Викус, напротив, всеми силами старался сражений избежать. Соловет верила в силу, Викус — в дар убеждения. Узнав об участии жены в заговоре, связанном с вирусом чумы, Викус был совершенно раздавлен. Но он продолжал любить ее, несмотря на все разногласия, несмотря на этот ужасный ее поступок.

Газард подошел и опустился на колени рядом с Викусом. Он взял своего деда за руку. Викус пожал ему руку в ответ — но не произнес ни слова.

— Я сожалею о твоей бабушке, Газард, — сказал Грегор. Это у него получилось сказать. — Ты в порядке?

— Да. Правда. Я, если честно, не знаю, что чувствую. Соловет редко говорила со мной, я даже не думаю, что она помнила о моем существовании. Может, потому, что они с моим папой ненавидели друг друга так сильно, — ответил малыш со своей обычной откровенностью и простотой.

В этих словах не было ничего особенного, но на Викуса они произвели эффект разорвавшейся бомбы.

Соловет и Хэмнет. Семейная трагедия, в которой было все: ненависть матери и сына, гибель ни в чем не повинных крысиных детей в саду Гесперид, отчаянное бегство Хэмента из Регалии, гнев и злоба, которыми оба пылали в момент встречи в джунглях… Смерть Хэмнета — а ведь его уже один раз похоронили…

Викус издал какой-то странный звук. Рука его взметнулась к лицу, а потом безвольно повисла вдоль тела. И Викус повалился набок.

— Викус! Викус! Ты в порядке? — с тревогой спросил Живоглот.

Викус пытался ответить, но изо рта вырывались только какие-то шипящие и хрипящие звуки.

— Врача! — закричал Живоглот. — Срочно врача!

Живоглот продолжал говорить с Викусом, носом уткнувшись ему в лицо, стараясь успокоить старика. Меньше чем через минуту прилетел врач, бросил на Викуса всего один взгляд, влил в него какое-то лекарство и велел немедленно погрузить на летучую мышь.

Газард дернул врача за рукав.

— Что с моим дедушкой?

— У него инсульт. Его надо как можно скорее доставить в Регалию, — ответил врач.

— Он поправится? — спросил Грегор.

Его голос прозвучал почти так же по-детски, как и голос Газарда. Половина лица Викуса застыла, словно маска, и Грегор понял, она парализована. Видеть его в таком состоянии было страшно и мучительно. Грегор не хотел, чтобы Викус их покинул. Он не хотел терять единственного подземного, который всегда понимал его и считался с ним.