Но не прошло и минуты, как кто-то ткнул его в плечо. Открыв глаза, Томас увидел над собой Ньюта. Ну, что еще? — подумал он.
— Поднимайся, бездельник.
— Ага, и тебе доброе утро. Который час?
— Семь часов, Шнурок. Решил дать тебе подрыхнуть подольше после всего, что выпало на твою долю за два дня, — ответил Ньют, издевательски улыбаясь.
Томас сел, проклиная всех и вся за невозможность поспать еще несколько часов.
— Подрыхнуть? Вы что, кучка крестьян каких-нибудь, чтобы так выражаться?
Крестьяне… Интересно, откуда он знает, как изъясняются крестьяне? Томас вновь задумался об избирательности потери памяти.
— Гм… Ну, раз ты сам об этом заговорил… — Ньют уселся рядом, скрестив ноги. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за пробуждающимся Глэйдом. — Отправлю-ка я тебя сегодня к копачам. Поглядим, Шнурок, может, их работенка тебе придется по душе больше, чем забой несчастных поросят.
Томасу надоело, что к нему обращаются как к ребенку.
— Может, хватит меня так называть?
— Как? Несчастным поросенком?
Томас хмыкнул и покачал головой.
— Нет, Шнурком. Я больше не самый, что называется, новый новичок, разве не так? После меня прибыла еще девчонка. Вот ее и называй «Шнурком», а меня зовут Томас.
Мысли о девушке снова завертелись в голове, и снова появилось ощущение, будто он был знаком с ней в прошлом. Томасу стало тоскливо. Захотелось увидеть новоприбывшую. Бессмыслица какая-то, — подумал он. — Я даже имени ее не знаю…
Ньют откинулся назад и удивленно поднял брови.
— Ни хрена себе! Да ты, никак, за ночь отрастил яйца и превратился в настоящего мужика!
Томас решил не обращать внимания на издевку и спросил:
— А кто такие копачи?
— Так мы называем парней, которые, отклячив задницу, вкалывают на Плантации — пашут, полют, сажают и все в таком духе.
— А кто у них куратор? — Томас кивнул в сторону огородов.
— Зарт. Классный парень. В смысле, пока сачковать не вздумаешь. Это тот здоровяк, который держал шест за передний конец.
Томас надеялся, что сегодня уже не услышит ни про Бена, ни про Изгнание. Тема вызывала в нем лишь тоску и ощущение вины, поэтому он поспешил заговорить о чем-то другом.
— Почему именно ты меня все время будишь?
— А что, тебе не нравится видеть поутру мою физиономию?
— Не особенно. Ну, так…
Но прежде, чем он успел завершить фразу, Глэйд потряс грохот открывающихся на день Ворот. Томас посмотрел в сторону Восточных Ворот, словно ожидал увидеть Бена, стоящего по ту сторону прохода, но вместо этого заметил потягивающегося Минхо. Бегун неспешно вышел в Лабиринт и что-то поднял с земли.
Это был наконечник шеста с кожаным ошейником. Минхо, который, видимо, был нисколько не удивлен, бросил его одному из бегунов, и тот понес его в сарай с садовыми принадлежностями.
В замешательстве Томас повернулся к Ньюту. Как Минхо может быть настолько равнодушным к тому, что произошло?
— Что за…
— Я видал только три Изгнания, Томми. Будь спокоен, зрелище ничем не лучше вчерашнего. Так вот, каждый раз эти поганые гриверы оставляют ошейник у входа. Как подумаю об этом, так мурашки по коже лезут.
Томас мысленно с ним согласился.
— А что они делают с человеком — после того как поймают?
Интересно, он действительно хотел знать ответ?
Ньют лишь пожал плечами, но не слишком убедительно. Скорее, он просто не хотел об этом говорить.
— Расскажи мне про бегунов, — внезапно попросил Томас.
Слова сорвались с языка непроизвольно: он молча ждал ответа, невзирая на молниеносный порыв извиниться и сменить тему разговора. Хотя юноша видел гривера через окно, он очень хотел узнать все о бегунах. Желание узнать об их работе было настолько же сильным, насколько и необъяснимым. Томас уже не сомневался в своем предназначении.
— Про бегунов? Зачем тебе? — произнес Ньют после долгой паузы. Просьба Томаса его явно озадачила.
— Просто интересно.
Ньют метнул на него подозрительный взгляд.
— Эти парни — лучшие из лучших. А иначе и быть не может. Здесь все зависит от них.
Он подобрал камень и бросил его, задумчиво глядя, как тот, подпрыгивая, катится по земле.
— А почему ты не с ними?
Ньют резко повернулся к Томасу.
— Был до того момента, пока не повредил ногу несколько месяцев назад. Она так и не зажила, блин.
Он невольно потянулся рукой к лодыжке и потер ее. Легкая гримаса боли, перекосившая лицо Ньюта в этот момент, была вызвана, как показалось Томасу, не физическим страданием, а неприятными воспоминаниями.
— Как это произошло? — спросил Томас, решив выудить из него как можно больше информации.
— Драпал от чертовых гриверов, как еще? Чуть было не попался. — Ньют помолчал. — До сих пор вздрагиваю при мысли, что был на волосок от Метаморфозы.
Метаморфоза. Томас был убежден: когда он поймет, что это такое, многие вопросы отпадут сами собой.
— А кстати, что это такое? Какие-то изменения? Неужели после этого все становятся такими же психами, как Бен, и набрасываются на людей?
— Случай Бена нетипичен. Ты, кажется, хотел о бегунах поговорить? — Тон Ньюта недвусмысленно намекал на то, что тема Метаморфозы закрыта.
Это лишь сильнее разожгло любопытство, но Томас был рад и тому, что разговор снова возвращается к бегунам.
— Хорошо. Я весь внимание.
— Как я сказал, они лучшие из лучших…
— И как вы их отбираете? Смотрите, кто быстрее бегает?
Ньют одарил Томаса снисходительным взглядом и громко вздохнул.
— Слишком узко мыслишь, Шнурок. Или Томми, если тебе будет угодно. Скорость бега — только часть качеств бегуна. И очень маленькая часть, надо сказать.
— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Томас.
— Когда я говорю «лучшие из лучших», то имею в виду — лучшие во всем. Чтобы выжить в этом долбаном Лабиринте, надо быть умным, быстрым и сильным. Надо уметь принимать решения и правильно оценивать степень риска, на который можешь пойти. Безрассудству там нет места. Как и излишней осторожности. — Ньют откинулся назад, опершись на локти, и вытянул ноги. — Да и чертовски страшно там. Я совсем не тоскую по тем временам.
— А я думал, гриверы только по ночам вылазят.
Пусть ему и предначертано судьбой стать бегуном, но нарваться на одну из этих гадин очень не хотелось.
— Обычно да.