— Вы ведь не хотите убивать меня? — спросил он таким тоном, будто поймал девчонок на горячем. — Вы прежде кого-нибудь убивали?
Гарриет как раз готовилась положить голову на валик из скатанных простыней. Услышав его вопрос, она приподнялась на локте.
— Если верить Терезе, то мы из своего Лабиринта смотались на три дня раньше, потеряли меньше людей и прикончили куда больше гриверов. Думаю, убить одного никудышного пацана не намного сложнее.
— А как же совесть? — Ну хоть это-то должно на них подействовать.
— Переживем. — Гарриет показала Томасу язык — реально показала язык! — и, опустившись на убогое ложе, закрыла глаза.
Соня села по-турецки. Кажется, спать ей совсем не хотелось.
— Выбора нам не дали. ПОРОК сказал, что это наше единственное задание. И если его не выполнить, в убежище нас не пропустят. Мы умрем в пустыне.
Томас пожал плечами.
— А, понятно. Жертвуете мною ради собственного спасения. О-очень благородно.
Соня вперила в Томаса долгий взгляд, и парню стоило огромного труда не отвести глаз. Наконец девушка легла и повернулась к нему спиной.
Подошла Тереза — с перекошенным от злости лицом.
— Вы о чем треплетесь?
— Ни о чем, — буркнула Гарриет. — Скажи ему: пусть заткнется.
— Молчать, — велела Томасу Тереза.
Томас саркастично фыркнул.
— А если не замолчу — тогда что? Прикончишь меня?
Не отвечая, Тереза невыразительно посмотрела на него.
— Откуда такая ненависть? — спросил Томас. — Что я тебе сделал?
Соня и Гарриет разом обернулись, глядя поочередно на Терезу и на Томаса.
— Сам знаешь, — ответила наконец Тереза. — И девочки знают, я им рассказала. Будь дело только в тебе, я не опустилась бы так низко, чтобы убивать. Мы выполним приказ, иначе нельзя. Прости. Жизнь — коварная штука. — В глазах ее как будто что-то мелькнуло. На что она намекает?
— В каком смысле — не опустилась бы так низко? Мне и в голову бы не пришло убивать друга, спасая свою шкуру. Ни за что.
— И мне. Потому и рада, что мы не друзья. — Она отвернулась.
— Нет, что я сделал-то? — быстро спросил Томас. — Прости, амнезия замучила… сама понимаешь, у нас она часто случается.
Тереза окинула его пылающим взглядом.
— Не зли меня. Не смей прикидываться, будто ничего не случилось. Молчи, или твою симпатичную мордашку украсит еще один синяк.
Она зашагала прочь, а Томас поерзал, устраиваясь поудобнее. Наконец он откинул голову, прислонившись затылком к мертвому дереву. В паршивую ситуацию он вляпался, однако надо обязательно выяснить, в чем дело. Иначе не выжить.
Томас заснул.
Несколько часов он ерзал, то и дело просыпался, чтобы сменить положение и устроиться на твердом камне, потом пришла дремота, а за ней сон.
Томасу пятнадцать. Как он угадал возраст, не знает и сам. Сработал некий механизм в памяти. Но память ли это?
Томас и Тереза стоят перед массивной стеной из экранов, на каждом — изображение из разных точек Глэйда и Лабиринта. Кое-где картинка движется, и ясно почему: это передача с камеры жука-стукача, который через определенное время меняет позицию. И тогда кажется, будто Томас смотрит на мир глазами крысы.
— Не может быть, — говорит Тереза, — все мертвы.
Томас теряется, не знает, что происходит. Он перенесся в тело мальчика, который вроде бы и есть он. Однако он не понимает, о чем говорит Тереза. Впрочем, говорит она отнюдь не о глэйдерах. Томас видит на экранах: Минхо и Ньют идут в сторону леса; Галли сидит на лавке; Алби орет на незнакомого Томасу парня.
— Мы знали, что так и будет, — отвечает Томас. Зачем?
— И все равно тяжело. — Они не смотрят друг на друга. Взгляды их устремлены на экраны. — Наш черед. И людей в бараках.
— Это хорошо, — говорит Томас.
— Мне их почти так же жаль, как и глэйдеров. Почти.
Пока Томас обдумывает ее слова, его помолодевшее воплощение откашливается.
— Думаешь, мы достаточно подготовились? Думаешь, победим, даже если истинные Создатели мертвы?
— Должны победить, Том. — Тереза берет его за руку. Он смотрит на подругу и не может прочесть выражения у нее на лице. — Все готово. У нас год, чтобы обучить замену и самим подготовиться.
— Неправильно. Как можно просить их…
Закатив глаза, Тереза до боли стискивает его руку.
— Хватит. Они знают, на что идут.
— Да. — Откуда-то Томасу известно, что эта его версия из сна ничего не чувствует и слова ничего не значат. — Сейчас главное — образцы реакций, территория обреченных. Остальное — не важно.
Тереза кивает.
— Не важно, сколько человек пострадает. Если Переменные не сработают, всех ждет один конец.
— Реакции, — говорит Томас.
Тереза вновь стискивает ему руку.
— Реакции.
Когда Томас пробудился, солнце уже тонуло за горизонтом в тускло-серых сумерках. Гарриет и Соня сидели напротив и как-то странно смотрели на него.
— Добрый вечер, — с наигранной бодростью поздоровался он: тревожный сон был еще свеж в памяти. — Чем могу служить, дамы?
— Расскажи все, что знаешь, — быстро потребовала Гарриет.
Сонную муть как рукой сняло.
— Прямо так и рассказал. — Томас хотел посидеть и обдумать свой сон, однако заметив во взгляде Гарриет какие-то перемены, смекнул: вот шанс спастись.
— Выбора у тебя нет, — напомнила темнокожая. — Поделись знаниями, и мы попробуем тебе помочь.
Оглядевшись, Томас не увидел Терезы.
— А где…
— Пошла проверить, не гонятся ли за нами твои дружки, — не дала закончить вопрос Соня. — Час назад.
Томас вызвал в уме образ Терезы из сна: как она смотрит на экраны и рассуждает о мертвых Создателях, территории обреченных и реакциях. Как бы это все сопоставить?
— Говорить разучился?
Томас перевел взгляд на Соню.
— Нет, я… хочу спросить: вы передумали убивать меня? — Вот идиот! Интересно, сколько людей за всю историю задавало такой глупый вопрос?
Гарриет усмехнулась:
— Не спеши с выводами, святости у нас не прибавилось. Просто возникли сомнения и надо поговорить. Шансы, впрочем, у тебя все еще мизерные.
В разговор вступила Соня: