– А вдруг выберутся? Вдруг блокнотик в Москву отправят? – Шнобель выглядел испуганным и налил себе еще мартини, но Розалия решительно отодвинула бокал от него подальше.
– Теперь надо думать, как выкручиваться из этого положения! – резонно заметила она.
– Металл, а его в тайнике скопилось уже более трех тонн, – почесывая нос, заговорил Самойлов, – на днях вывезем в надежное место на «вертушке». Находки, считайте, уже нет. А если выйдут из тайги эти менты, в чем я сильно сомневаюсь, то… Тогда делать нечего, придется работать без всякой имитации несчастного случая. Пуля киллера, мина… Прикрытие в областной ментовке надежное, обнаруженный блокнот будет передан нам. Не за так, разумеется. Впрочем, тут же придется убирать и этих. Иного выхода я не вижу.
– Хорошо, я тоже иных вариантов не вижу и предложенный поддерживаю, – потушив окурок, важно кивнул Стиллнайф. – Но наши контакты и текущую деятельность временно придется свернуть.
– Полностью согласен! – снова потянувшись за бокалом мартини, Шнобель сокрушенно вздохнул. – Залегаем на дно.
Объявив, что у нее вопросов больше нет, Розалия холодно попрощалась и быстро покинула холл.
– Боже, какую глупость вы сотворили! – Стиллнайф с усмешкой покачал головой, тоже собираясь уходить. – Господин Самойлов, вы заметили, как отреагировала госпожа Розалия на сообщение о ликвидации вашего помощника? Похоже, в сердце нашей железной леди некий мужчина все же занимал место. Пусть даже и оказавшийся предателем. Вы нажили себе смертельного врага.
С виллы Шнобеля Самойлов уезжал крайне озабоченным и даже подавленным. От его недавнего самодовольного лоска не осталось и следа. Когда ворота виллы захлопнулись за последним из гостей, Шнобель вызвал в холл своего ближайшего, самого доверенного помощника.
– Колян, – вылив в бокал остатки мартини, он чему-то ухмыльнулся, – сейчас же вылетаешь… Понял куда? Свяжешься с Плюгаевым. Скажешь, что, когда прилетит «вертушка», нужно задействовать наш план. Все, с этой кодлой пора завязывать. Три тонны рыжья нам будут в самый раз.
Он даже не мог предположить, что каждое его слово уловлено чутким микрофоном крохотного «жучка», оставленного его очаровательной гостьей в неприметном месте под крышкой стола.
Возвращаясь в город, Гуров и не ожидал дремотно-расслабленного прозябания в гостиничном номере или беззаботного прожигания оставшегося времени командировки. Но такого эмоционального шквала, который ему пришлось пережить, едва войдя в гостиницу, он не мог бы представить даже в самых мрачных фантазиях. И вот теперь снова звонок. Крячко стоял, засунув руки в карманы брюк и глядя на телефон как на личного врага. Немного помедлив, Гуров поднял трубку, оборвав в самом начале вторую трель звонка. Но это был дежурный областного УВД. Он сообщил, что совсем недавно, около часа назад, к ним зашла неизвестная женщина и попросила передать полковнику Гурову, как только он появится в городе, запечатанный конверт.
За считаные минуты добежав до управления, Гуров действительно получил простой запечатанный конверт без марок, в котором как будто вообще ничего не было. Но, торопливо его распечатав, сыщик извлек оттуда небольшой квадратик белой бумаги с шестизначным телефонным номером.
– А вы не припомните, как она выглядела, эта женщина? – спросил он у дежурного.
– Средних лет, приятной наружности, можно даже сказать, что симпатичная, – заметно напрягаясь, начал припоминать дежурный. – Одета хорошо, со вкусом, напоминает или какую-нибудь конторскую работницу, или дамочку из торговли.
Гуров вышел на улицу и направился к ближайшему киоску, где купил несколько телефонных жетонов. Найдя исправный таксофон в телефонной будке, он, волнуясь, набрал цифры номера. После третьего гудка трубку подняли, и строгий голос, судя по тембру, дамы лет между пятьюдесятью и шестьюдесятью, требовательно спросил:
– Вам кого?
– Моя фамилия Гуров. Мне дали номер вашего телефона, полагаю, для того, чтобы я по нему позвонил.
– Гуров? Лев Иванович? – придирчиво поинтересовалась женщина. – Одну минуточку, сейчас с вами будут говорить.
После секундной паузы в трубке раздался какой-то шелест и тот единственный голос, который Гуров узнал бы из сотен и тысяч других, тихо произнес:
– Лева, здравствуй, это я.
– Марьюшка!.. – выдохнул он, чувствуя, как что-то разжалось, раскрылось в его груди.
Марьюшкой свою жену Гуров называл крайне редко, только в каких-то особых случаях. Однажды, листая ее школьный фотоальбом, он увидел фотоснимок школьного спектакля, в котором Мария играла роль царевны Марьюшки. Уже тогда она обладала настоящей красотой и обаянием. Но в этой роли она воплощала еще и открытость, доверчивость, ранимость. Поэтому когда Мария, женщина сильная, решительная, все же нуждалась в его поддержке, когда он ощущал ее душевный надлом, то называл ее именно так.
Мария сообщила, что находится на квартире в одном из окраинных районов города. Минувшей ночью в гостиницу, где проживала театральная труппа, под видом работников «Скорой помощи» приезжали трое неизвестных, которые, судя по всему, планировали ее похищение. И лишь чудом она не пострадала.
Происшествие в гостинице действительно можно было отнести к разряду чудес. Около часа ночи у подъезда гостиницы «Новый век» лихо затормозила машина с красными крестами. Трое мужчин с носилками и саквояжем, с марлевыми повязками на лице, предъявив дежурной и охраннику свои документы, сообщили, что их срочно вызвали в один из номеров второго этажа. На всякий случай их взялся сопроводить охранник. Возле одной из комнат «санитары» неожиданно набросились на охранника и оглушили его. Затем открыли замок отмычкой и вошли в номер. Подойдя к кровати, на которой мирно спала обитательница номера, «санитары» бесцеремонно сорвали с нее одеяло. Не дав опомниться, они схватили девушку за волосы и заклеили ей рот лентой пластыря.
Какое-то мгновение обитательница номера с удивлением и страхом наблюдала за незнакомыми гостями, в синеватом свете ночника казавшимися выходцами с того света. А затем произошло нечто совершенно неожиданное. К изумлению ночных визитеров, вместо того чтобы стонать и плакать, безуспешно вырываясь из рук дюжих мужиков, их жертва, казалось бы, беззащитная и беспомощная, в долю секунды обернулась разъяренной тигрицей.
Едва «санитары» попытались стянуть скотчем ее запястья, девушка неуловимым молниеносным ударом своей стройной, вовсе, казалось бы, не атлетической ножки «выключила» одного из них, угодив точно в солнечное сплетение. «Санитар» рухнул на пол, мыча от дикой, нестерпимой боли. Двое других, разжав руки, несколько отпрянули, но почти сразу же еще один дико взвыл и схватился за лицо после стремительного удара крепкими, как железный прут, пальчиками-дротиками в его глазницы. Третий получил удар ребром стопы в левый подгрудок. Держась рукой за сердце и хлопая ртом, как рыба, выброшенная на песок, он медленно рухнул навзничь и остался лежать без движения. Воющего от боли бандита барышня еще одним ударом отправила в нокаут, и он тут же затих. А вот потом, сорвав пластырь, сокрушительница ночных налетчиков подняла истошный девчоночий визг.