– Номер нам нужен двухместный, – строго заявил он. – Горячая вода, телефон, телевизор. Вид на море не обязателен.

– Сколько дней господа предполагают прожить? – скучным голосом осведомился портье.

– Для начала неделю, – сказал Гуров. – Только насчет господ слишком сильно сказано. В господа нам уже поздно записываться.

– Как вам будет угодно, – вяло отреагировал портье и раскрыл толстую книгу на стойке. – Я у вас тогда, товарищи, документики попрошу – чтобы зарегистрировать, значит.

Гуров и Крячко передали ему документы и некоторое время наблюдали, как он, высунув язык, старательно заносит в книгу их имена и данные о прописке. Когда работа подошла к концу, Гуров неожиданно спросил:

– Седьмого-восьмого мая у вас не останавливался некий Дудкин Валентин Сергеевич из Москвы? Я подумал, раз вы так дотошно ведете записи, значит, он тоже должен быть здесь зафиксирован.

– Должен, – невозмутимо проговорил портье, не поднимая головы. – Если останавливался, то должен.

– А нельзя ли уточнить? – продолжал Гуров. – Понимаете, это наш хороший знакомый…

– Уточнить нельзя, – злорадно сказал портье. – Только по официальному запросу. Частным лицам сведений никаких не даем.

Он возвратил гостям документы и хладнокровно повернулся, чтобы снять с крючка ключ от номера. Гуров вспомнил, как в детективных романах частные сыщики развязывают языки свидетелям с помощью небольших пожертвований, и с иронией подумал, что ему тоже пора перенимать соответствующие методы работы. Господин Плескалов снабдил их с Крячко довольно приличной суммой на расходы, и можно было не скупиться. Но едва только он хотел испробовать классический способ на портье, как в дело вступил Крячко.

– Ну, а если чисто по-мужски, – вдруг сказал он. – Правду говорят, что у вас тут на днях какой-то отдыхающий женщину зарезал? Вроде из вашей гостиницы человек.

У портье растерянно дрогнули веки, но он быстро справился с волнением.

– Слухами не интересуюсь, – отрезал он. – Если кого волнуют бабьи сплетни, то можно и на базар сходить. Там и не такое услышите.

– Значит, не было этого? – удивленно спросил Гуров. – Убийства, я имею в виду.

– Может, было, а может, не было, – упрямо повторил портье. – Не интересуюсь.

Желание давать пожертвования у Гурова почему-то пропало. Он молча принял ключ от номера и взялся за ручку чемодана. Однако Крячко еще успел сказать напоследок:

– Ресторан-то у вас функционирует, папаша? Или такими делами тоже не интересуетесь?

Гуров не расслышал, что пробурчал в ответ портье, – он уже направлялся к лестнице. Их номер находился на втором этаже. Крячко догнал его и сказал, понизив голос:

– Не нравится мне, Лева, этот артист! Совсем не нравится. Во-первых, врет он, а во-вторых, темная личность. Я, признаться, хотел ему сначала на лапу дать, а потом раздумал. Потому что понял: деньги он возьмет, а правды все равно не скажет.

Гуров посмотрел на него и весело расхохотался.

– Ты чего? – не понял Крячко.

– Да ничего, – ответил Гуров. – Просто мы с тобой об одном и том же подумали. Телепатия называется.

Дежурной по этажу оказалась миловидная блондинка лет сорока с родинкой на левой щеке. Звали ее Евгенией Петровной. Мокрые и голодные гости вызвали в ней почти материнские чувства, и она сразу же предложила им воспользоваться сушилкой, ванной, ресторанными услугами и прочими благами каменской цивилизации. После ледяного приема у портье забота Евгении Петровны растрогала оперативников почти до слез. Крячко даже предложил ей вместе отобедать.

– Нет, этими глупостями я не занимаюсь, – с улыбкой ответила на это Евгения Петровна. – У меня муж есть. А вот если есть какие-то предложения в смысле обслуживания…

Этот железный довод крыть было нечем совершенно, и Крячко просто жалобно посмотрел на Гурова, ища у него поддержки. Но Гуров сделал вид, что взгляда этого не заметил, и обратился к дежурной самым серьезным тоном:

– Предложения есть, Евгения Петровна. Мы в вашем городе люди новые, никого тут не знаем. А говорят, у вас тут неспокойно. Вот на днях, например, женщину якобы зарезали. И вроде из вашей гостиницы постоялец. Это правда или бабьи сплетни?

Женщина прижала к полным щекам ухоженные розовые ладони и, округляя глаза, произнесла трагическим шепотом:

– Значит, вам уже рассказали? Это правда, был такой случай! Ужас какой! И ведь не просто женщину зарезали, а директора санатория, представляете?!

– А насчет постояльца тоже правда? – спросил Гуров.

– И про постояльца правда, – с жаром сказала женщина. – Он не на нашем этаже, он на первом, в восемнадцатом номере жил. А как убийство случилось, исчез. Там Маша в этот день работала, так она, бедная, так натерпелась, что даже на больничный ушла. Всю ночь у нее на этаже милиция шуровала… А убийцу ведь до сих пор не нашли! Вещи его все изъяли, а сам он как сквозь землю провалился. А мы теперь тут по ночам боимся оставаться. Как подумаешь, кто рядом может оказаться…

– А вы сами видели этого постояльца, Евгения Петровна? – спросил Крячко.

– Раза два видела, – кивнула женщина. – Сейчас у нас клиентов мало, так что каждый новый в глаза бросается. А этот мужчина был из себя видный, никогда бы не сказала, что такой негодяй окажется.

– Ну-ка, взгляните, Евгения Петровна, – деловито сказал Гуров, доставая из кармана объемистый бумажник. – Вам случайно не знаком человек, изображенный на этих фотографиях?

Он подошел к столу и разложил на нем несколько снимков, которыми снабдил его в Москве Плескалов. Это были фотографии Дудкина, сделанные в разных обстоятельствах, в основном на каких-то приемах, банкетах и презентациях. На них продюсер выглядел весьма импозантно, победно улыбался и был слегка похож на актера Харрисона Форда в расцвете лет.

Евгения Петровна озадаченно взглянула на Гурова, робко приблизилась к столу и с большим любопытством устремила взгляд на фотографии. Вдруг она побледнела, охнула и уже знакомым жестом прижала к щекам пухлые ладони.

– Ой, граждане! – сказала она тонким жалобным голосом. – А ведь это он и есть! Постоялец из восемнадцатого!

Глава 5

Утренний холод стекал в распахнутый ворот, заползал в рукава, и не было от него никакого спасения. Дудкину показалось, что он лежит на краю водоема и ледяная вода медленно, но неотвратимо пропитывает его одежду и уносит последнее тепло. Он заворочался, попытался выползти из призрачной лужи и вдруг проснулся.

Никакого водоема и в помине не было. Он лежал на деревянной скамейке в каком-то сквере. Вокруг было пусто. Над его головой источал сладостные ароматы цветущий, влажный от росы куст. Цветы были белые, с продолговатыми остроконечными лепестками. Небо наполнялось розовым светом.