Что до гречанки, то мадемуазель дю Латц случалось обращаться к ней за мазью на успокаивающих травах от некоторых интимных недомоганий, которые ей доводилось испытывать. Визиты эти были обычно скорыми, поскольку у гречанки всегда имелся необходимый запас.
На этот раз, выйдя из лавки, она заторопилась обратно во дворец, однако в темной арке одного из домов перед ней откуда ни возьмись появился мужчина, лицо которого было скрыто причудливой маской, на которую была надвинута широкополая шляпа. Прежде чем она сообразила, что происходит, он прижал ее к стене с такой силой, что даже оглушил, и она вскрикнула лишь от боли, когда он принялся ощупывать ее корсаж и юбку руками в железных перчатках. Она с ужасом поняла, что попала в руки бандита, которого с наступлением сумерек так боялись встретить все женщины. Он оскорблял их, порой нанося весьма серьезные раны и даже уродуя жертв. Он был неуловим, и многие считали его дьяволом во плоти, никто не знал, кто он и откуда, этот мерзавец, которого народная молва окрестила Щупальщиком (подлинное прозвище).
От мучительной боли в груди Элен закричала, но он прижался картонной маской к ее лицу, не давая вздохнуть. Внезапно он сам вскрикнул и, прежде чем броситься бежать, отпустил девушку, и та упала возле стены, к которой только что буквально пригвоздил ее бандит. На грани обморока она жадно глотала воздух, и вдруг рядом раздался голос, окрашенный легким британским акцентом.
— Я не смог проткнуть его шпагой, так как боялся задеть вас, — произнес незнакомец, — но, полагаю, я ранил его достаточно серьезно, чтобы он не ушел далеко!
Элен увидела, что над ней склонился человек, показавшийся ей огромным, однако темнота проулка и широкие поля фетровой шляпы не позволяли разглядеть его лица. Он помог ей подняться и вывел к свету, так что ей пришлось спешно запахнуть плащ, чтобы прикрыть разорванное и запачканное кровью платье. Когда ее спаситель приветственным жестом снял шляпу, она отметила, что он был, пожалуй, самым красивым мужчиной из всех, что ей доводилось встречать. Он был высоченного роста, широкоплечий, но поджарый, на нем был черный замшевый камзол, оттененный воротником из белого гипюра. Он приблизил к ней свое лицо греческого бога, которое от абсолютной правильности спасал иронический изгиб выразительно очерченного рта. Густые светлые, слегка вьющиеся волосы были отброшены назад и падали на мощную шею. Тяжелые веки наполовину прикрывали голубые глаза, напомнившие ей своим цветом глаза Марии. Его одежда, высокие сапоги, перчатки с крагами, шляпа с кудрявым пером были самыми простыми, но выдавали в нем дворянина, и Элен зачарованно подумала, что не всякий принц может похвастаться такой статью.
Ее столь явное удивление вызвало у него улыбку, но взгляд при этом оставался серьезным.
— Видите вон там вывеску кабачка? — спросил он. — Это заведение недостойно вас, но пиво у них неплохое, а вы нуждаетесь в подкреплении.
— Вы англичанин? — спросила она.
— Вне всякого сомнения! — весело ответил он. — Полагаю, это заметно по моему произношению? А вы — леди, которая никак не должна была оказаться в этом злачном уголке острова Ситэ. Так вы выпьете что-нибудь?
— Нет, благодарю. Я и так задержалась и хотела бы как можно скорее вернуться к себе!
— В таком случае я провожу вас! Похоже, вы не слишком уверенно ступаете по этой булыжной мостовой. Обопритесь на мою руку, — добавил он так властно, что Элен не посмела отказаться. Тем более что ей безумно хотелось согласиться ради простого удовольствия удержать его еще на какое-то время рядом с собой. От этого человека, Помимо легкого и утонченного аромата (в противоположность вонючим дикарям, приводившим Элен в ужас), исходила жизненная сила, действующая на нее чарующе. Надев шляпу, он спросил, куда отвести Элен.
— В Лувр, — не задумываясь ответила та, жалея о том, что дворец не находится в паре лье, — так ей хотелось продлить удовольствие. Она следила за его реакцией, но он произнес всего лишь:
— А!..
В этом возгласе не было и тени удивления, так что она почувствовала себя оскорбленной: уж не принял ли он ее за какую-то прислугу? Тем не менее она промолчала. Они направились к Лувру, не обменявшись больше ни словом. Она держалась очень прямо, несмотря на ссадины на спине, обратив к своему спутнику гордый профиль, на который тот время от времени бросал взгляды. Правила вежливости и чести требовали, чтобы он представился, но скованная какой-то необъяснимой робостью, Элен не смела спросить его имя, сгорая при этом от желания задать ему множество самых разных вопросов. Наконец она обернулась в его сторону и увидела, что он улыбается. Уж не насмехается ли он над ней? Она внезапно почувствовала раздражение: этот красавчик, несомненно, один из тех хлыщей, избалованных женским вниманием. Нельзя давать ему повод думать, что на его счету еще одна победа.
Эта мысль подстегнула ее гордость и придала уверенности. Она обратилась к нему самым любезным тоном:
— Вы спасли меня от ужасной опасности, мсье, и я хотела бы узнать, чье имя следует мне упомянуть в моих молитвах.
Он рассмеялся так дерзко, что она покраснела от гнева. Заметив огонь в темных глазах спутницы, он извинился:
— Простите мне мою забывчивость, ибо мне показалось, что мы с вами уже знакомы.
— Я не бывала в Англии, а вы, вероятно, не живете в Париже.
— Нет, но я собираюсь поселиться здесь. Мне нравится этот город, и не говорите мне, что он грязный: Лондон еще грязнее.
— Как бы то ни было, могу поклясться, что никогда вас прежде не видела.
— Возможно, я видел вас во сне! — вздохнул он. Затем, остановившись, он снял шляпу, чтобы поприветствовать ее. — Меня зовут Генри Рич, происхождения благородного, путешествую, как я уже говорил, ради собственного удовольствия.
— В так называемых злачных уголках? — с иронией заметила она и тут же пожалела о своих словах, сообразив, что дала ему козырь в руки.
— Они так живописны! — вздохнул он. — Должно быть, вам они нравятся не меньше, чем мне, раз мы там с вами встретились?
— Мне нужно было всего лишь доставить послание, — пролепетала Элен. Она чувствовала, как пылают ее щеки, и это ее злило, — У нас тут есть один поставщик…
— У нас? Уж не кроется ли за этим множественным числом служба самой королевы?
— Во Франции все жители служат Ее Величеству! — сухо ответила девушка. — Но я не стану скрывать: я состою при мадам герцогине де Шеврез, меня зовут Элен дю Латц, и родом я из Бретани.
Тем временем они добрались до места. Перед воротами Бурбона Элен отпустила руку своего спасителя и церемонно попрощалась с ним:
— Вот я и пришла. Вынуждена покинуть вас, я чрезвычайно вам благодарна.
— Смогу ли я увидеть вас вновь?
Не отдавая себе в этом отчета, она ждала этих слов, особенно подкрепленных выразительным взглядом. Ее охватила радостная дрожь.
— Если Господу будет угодно. Ведь я живу не здесь, а в доме господина герцога на улице Сен-Тома-дю-Лувр, а летом в его замке в Дампьере, но госпожа герцогиня никогда не расстается с Ее Величеством королевой, а я никогда не расстаюсь с госпожой герцогиней.