Двое мужчин.
Наши пути пересеклись, мы были обречены встретиться, и общее у нас было то, что ни ты, ни я никому и ничему не могли позволить встать на нашем пути. Но ты оказался глупее и мужественнее, чем я, Йохен, и хотя мой кошелек был набит туже, я завидовал твоей твердости, которая подчас пугала меня.
Йохен, я вижу твое загорелое тело на сверкающем хромом шезлонге возле хлорированной черной воды.
Я вижу Малин Форс за столом.
Она обхватила голову руками и спрашивает себя, как ей пережить этот день. Она думает обо мне. Вспоминает, как я лежал во рву лицом вниз, мертвый, — я понял это сейчас, — и как поднимали в воздух мое изрешеченное в припадке ярости тело.
Ее это устраивает, теперь ей есть над чем думать, и именно за этим я нужен ей.
Насилие ей отвратительно. Но она надеется, что оно поможет ей лучше разобраться в себе самой.
Она знает, что не справится без меня.
Может даже, она слишком хорошо это понимает. Точно так же, как я понимаю, что чувствует мальчик, когда ему в глаза бьет осеннее солнце.
Линчёпинг, весна 1974 года и далее
Свет пульсирует в глазах мальчика, озирающего школьный двор в районе Онестад.
Неделей раньше пенсионный возраст в социал-демократической Швеции снизили до шестидесяти пяти лет, а за несколько месяцев до этого автоматическая межпланетная станция «Маринер 10» сделала снимки поверхности планеты Меркурий с близкого расстояния.
А здесь и сейчас, на школьном дворе, в лучах слепящего солнца колышутся на ветру пышные кроны берез, и Йерри бежит за мячом, ловит его ногой, крутит и потом ударяет одними пальцами в белый кожаный бок. Мяч взлетает к забору, где стоит Йеспер, готовый его отбить. Но это у него не получается: мяч попадает в лицо, и через несколько секунд из ноздрей хлещет кровь, краснее, чем кирпич низкого фасада школы.
Учительница Ева видит, что произошло, и с криком устремляется к Йерри. Она хватает его за плечо и встряхивает, прежде чем повернуться к плачущему Йесперу. «Я видела, я все видела, Йерри, ты сделал это нарочно!» И его уводят. Он знает, что не хотел сделать ничего плохого, но, может быть, ему следовало бы хотеть этого, так думает он, когда дверь за ним закрывается. Он ждет. Чего?
Йеспер — сын врача из виллы в Вимансхелле. [42] Папа, кажется, из тех докторов, что ковыряются в человеческих внутренностях.
Йерри уже знает, что играл с мальчиком из совсем другого района, чем Берга.
Уже сейчас, даже в мелочах, они ставят девятилетнего Йерри на место. Кто будет солистом на выпускном вечере? Кто нарочно сделал что-нибудь плохое? Кому уделяют больше внимания на уроках, кого больше хвалят? Вот поет девочка-старшеклассница, а два мальчика играют дуэтом на флейтах. Среди них нет никого, кто бы жил в его квартале; все, кроме него, одеты в белое, и у них у всех родители в зале. Но он не чувствует себя одиноким и ему не стыдно, он знает, что стыд бесполезен, даже если не понимает значения этого слова.
Он не такой, как мама и папа.
Или все-таки такой? Сейчас, когда Йерри стоит во втором ряду, на гандбольной штрафной линии, и готовится петь для людей, до которых ему нет никакого дела, разве не похож он на маму и папу?
Разве не хотят все вокруг, чтобы он был таким же, как его родители?
А может, он все-таки нарочно прицелился Йесперу в лицо? Может, хотел посмотреть, как хлынет кровь из носа этого дурачка, словно по нему прошлись лезвия газонокосилки?
Здесь, в гимназии, Йерри, собственно говоря, ничего не знает о мире, кроме того, что мир должен принадлежать ему.
Вот уже несколько лет он все лето бегает по двору один. Мама давно перестала обращать на него внимание. У нее появилась аллергия на кортизон, навязанный ей докторами от боли в суставах. Она постепенно застывает в ноющей, изнуряющей боли, подтачивающей женщину, давно превратившуюся в клубок немой злобы. У бабушки был инсульт; участок с домом продали; папа взял на «Саабе» выходное пособие и пропил его до конца осени. Там больше не нуждались в его опыте, когда производство постепенно реорганизовалось и завод стал выпускать «Виггены». [43] Конечно, он мог бы убирать помещения или работать в столовой, но не лучше ли просто взять деньги и смело взглянуть в лицо своему будущему?
Папа ладит с парковыми рабочими. У них зеленая газонокосилка с приятно пружинящими сиденьями. Эти парни его не осуждают, они не судят своих.
А мальчик ждет конца летних каникул, когда снова начнутся футбольные тренировки. На поле все равны, там решает он. На поле можно больше себе позволить, можно не сдерживаться. И никто не будет ни в чем его обвинять, если мальчик из Стюрефорса [44] упадет так неудачно, что сломает руку.
У Йерри есть друзья. Например, Расмус, сын начальника отдела продаж на фабрике «Клоетта». Они переехали из Стокгольма. Однажды вечером Йерри был в гостях у Расмуса, отец которого пригласил на ужин еще и коллег по работе. Хозяин дома сказал, что его сын может отжаться сорок раз, и попросил того продемонстрировать свое умение. Кто-то предложил устроить состязание, и скоро мальчики лежали рядом на паркете в гостиной. Вверх-вниз, вверх-вниз — Расмус давно уже обессилел, а Йерри все продолжал и продолжал. И зрители кричали: «Хватит, хватит! Остановись, парень!»
«Мой сын слаб в школе, — говорил потом отец Расмуса, — но у Йерри есть голова на плечах». А потом он отправил сына спать, а Йерри пошел домой. Тогда ему было одиннадцать, он стоял на холодном осеннем воздухе возле съемной виллы начальника отдела продаж в Вимансхелле и смотрел на мерцающее небо. На его темном фоне выделялись черные силуэты многоквартирных домов, окна которых напоминали закрытые глаза.
Мама спала в своей кровати. Папа — на зеленом диване, рядом с ним валялась коробка из-под пиццы и бутылка водки. В квартире воняло и было грязно. «Но это не моя грязь», — думал мальчик, забираясь в кровать рядом со спящей мамой и чувствуя тепло ее тела.
В четверть двенадцатого Вальдемар Экенберг паркует машину у дверей ветхой на вид мастерской в самом сердце промышленного района Торнбю.
Дождь наконец перестал, но низко стелющиеся облака почти лижут старую крышу из гофрированного железа с красно-бурыми жестяными флагами, раскачивающимися на ветру.
Ни на одной из двух больших черных дверей нет вывески, но Экенберг знает, что там, внутри, автомобильная мастерская, где никогда не отремонтировали ни одного автомобиля. Все это только прикрытие для отмывания денег от самых разнообразных преступных махинаций. И за всем этим стоит Брутус Карлссон, хитрый дьявол, не попадавшийся полиции никогда и ни на чем, кроме драк.