Даниэль пишет, что, по сведениям его информаторов в полицейском участке, следователи чувствуют связь между убийством Петерссона и Фогельшё, однако не могут понять, в чем именно она состоит.
В отдельной статье, демонстрируя хорошую осведомленность, Даниэль подробно рассказывает о неудачных аферах Фредрика Фогельшё, вынудивших в конце концов его семью продать замок.
«Вероятно, не без оснований главными подозреваемыми на сегодняшний день полиция считает членов семьи Фогельшё; кажется, что они готовы на все, когда речь идет о возвращении Скугсо в их собственность», — так заканчивает Даниэль Хёгфельдт свою статью.
Он ничего не пишет о датском наследстве. Однако материалы проиллюстрированы свежими снимками нового дома Акселя Фогельшё. Стервятники не оставили старика в покое.
А вот фотография Линнеи Шёстедт возле ее домика на повороте. Даниэль приводит ее комментарий: «Конечно, они могли отомстить Фредрику за растраченное состояние. Такие из-за денег убьют кого угодно».
Здесь как минимум девяносто градусов. Через десять минут мышцы начинают пульсировать и кожа покрывается капельками пота. Но Малин нравится это напряжение в теле.
Даниэль не упоминает ни о Сикстене Эрикссоне, ни об автокатастрофе в новогоднюю ночь. «Это хорошо, — думает Малин. — Значит, эти сведения пока не вышли за пределы полицейского участка». Все-таки и Даниэль не забывает о правилах приличия в своей работе: он никогда не пытался выведать у Малин нужную ему информацию, даже когда та была пьяна.
Форс выходит в раздевалку и замечает, что на мобильный поступило голосовое сообщение. Номер Даниэля Хёгфельдта. Какое совпадение! Наверное, соскучился и хочет встретиться. Она нажимает кнопку.
«Это Даниэль. Я получил анонимное сообщение, касающееся вашего расследования. Можешь перезвонить мне?»
Раньше он не предоставлял им никакой информации, а ведь сейчас жадные до денег люди чаще звонят в газеты, чем в полицию.
Что же случилось?
Малин набирает его номер.
— Даниэль.
— Это Малин. Я слышала твое сообщение.
— Да, я хотел сказать тебе, что получил анонимный звонок насчет Фогельшё. Будто бы Фредрика убили Катарина и Аксель.
— Мы прорабатываем и эту версию.
— Знаю, Малин. Но этот человек, как мне показалось, особенно заинтересован в том, чтобы во всем обвинили Фогельшё. Ему прямо-таки полегчало, когда я сказал, что думаю написать о связи между убийствами.
— Какой-нибудь псих?
— Не похоже. Хотя, сдается мне, что-то здесь не так…
— Ты не узнал, кто он? Номер отобразился?
— Нет, на дисплее не было ни номера, ни имени, что тоже странно.
«Он просто нашел предлог связаться со мной, — думает Малин. — Анонимы звонят часто, из-за этого Даниэль не стал бы меня беспокоить».
Хотя… все возможно.
— Я знаю, что ты думаешь, Малин, но ты ошибаешься. Его настойчивость испугала меня.
— Больше он ничего не сказал?
— Нет.
— О’кей, — отвечает Малин. — Приезжай ко мне сегодня часов в девять, посмотрим, что тебе на самом деле нужно.
Даниэль молчит.
Малин подходит к зеркалу. Любуется натренированным телом, стараясь не видеть своего опухшего лица.
— Ты не перестаешь меня удивлять, Форс, — наконец раздается в трубке голос Даниэля. — Я хотел хоть немножко помочь тебе в работе.
— Ну а все-таки?
— В смысле? Ты хочешь спросить, звонил ли это мужчина или женщина?
— Нет, приедешь ли ты?
Даниэль обрывает разговор.
Он приедет.
Почему он не сказал, что приедет? Хоть на полчасика, этого хватило бы.
Малин лежит на постели в халате; она ждет Даниэля, хочет, чтобы он пришел.
Девять часов.
Половина десятого.
Десять. Она собирается звонить ему, но понимает, что это ни к чему. Он хотел всего лишь помочь ей. На этот раз какой-то дурацкой анонимной информацией.
«Кто-то хочет направить наше внимание в сторону Фогельшё, — думает Малин. — Значит, нам следует обратить его на кого-то другого».
Возвращаясь из спортзала, она позвонила отцу. Похоже, он не замечает полицейских, охраняющих их с мамой. Но с другой стороны, когда его фотографировали, он тоже ничего не видел.
Папа сказал, что на Рождество они с мамой собираются приехать в Швецию. Малин ответила, что Туве очень обрадуется, добавив при этом, что отношения в их семье сейчас довольно напряженные, чтобы в случае чего он не удивлялся.
— У тебя сейчас трудный период, дочка? — спросил отец.
«Здесь все борются за выживание, папа», — мысленно ответила ему Малин, а вслух сказала:
— Нет, как всегда. Просто осень очень дождливая.
Ты борешься за выживание, Малин?
Я думаю, тем же самым занимается и мой отец, Аксель Фогельшё.
Сейчас я вижу и тебя, и его. Ты уснула в своей постели. Выдержав очередной раунд борьбы с пагубной привычкой, ты заслужила этот сон без сновидений.
Аксель сидит на кухне в своей квартире. В руках у него любимое ружье, которое он достал из сейфа.
Я знаю, ему нравится запах оружия. Аксель внимательно осматривает ружье, а потом снова убирает его в сейф.
Я сам не знаю, как так получилось, Малин. Я ничего не помню. Со мной все было не совсем обычно, я понял это, когда поговорил здесь с другими такими же, как я.
Но сейчас это не имеет никакого значения, потому что у меня есть ты, Малин.
И ты расскажешь мне все о моей жизни и смерти.
Что ты там говоришь о жизни, Фредрик Фогельшё, ты, явившийся на свет с золотой ложкой во рту?
Что ты о ней знаешь?
Жизнь — это цепь событий, каждое из которых не более чем результат чьего-то намеренного действия.
В том, что я оказался в замковом рву, виноват я, и никто другой.
Если разобраться, то это я виновник собственной гибели.
Ты воображаешь, что можешь восстановить какую-то справедливость, Малин, или воздать мне должное?
Мне это не нужно.
Со мной все уже кончено.
В воскресенье дождь перешел в настоящий ливень.
Малин стоит у окна и смотрит на башни церкви Святого Лаврентия. Даже вороны, похоже, страдают от непогоды.
На сегодня комиссар освободил Форс от работы, и она хочет услышать голос Туве, увидеться с ней. Они могли бы провести весь день вместе.