— То есть ты полагаешь, что Андерс Дальстрём совершил ритуальное убийство Фредрика Фогельшё только ради того, чтобы спасти свою собственную шкуру? Что причиной всему была скрытая ненависть, копившаяся в нем годами?

Малин кивает.

— Но голое тело Фредрика Фогельшё лежало на крышке фамильной гробницы. Даже мне редко приходилось видеть такую жестокость.

— Не хватает маленького фрагмента, чтобы собрать пазл, — отвечает Малин. — Хотя, возможно, я и ошибаюсь. Мне очень трудно думать об этом, слишком все тяжело.

— Не исключено также, — продолжает Харри, — что Фредрик Фогельшё убил Йерри Петерссона, а потом Катарина и Аксель поручили кому-то расправиться с ним. Или же Гольдман подослал к нему киллера.

— Возможно, — соглашается Малин.

— У Андерса Дальстрёма алиби. Он работал, когда убили Петерссона и Фогельшё.

— Я еще раз позвоню его начальнице, — говорит Малин. — Может, она знает, где он сегодня пропадает?

— Мы съездим туда, — кивает Харри. — Пусть тщательно все проверят.

Начальница Дальстрёма встречает их в комнате для медсестер, уютном светлом помещении, из окна которого открывается вид на низкорослый еловый лес. Стену украшает вышитое панно, очевидно работа кого-то из ее подопечных.

— Нет, — отвечает женщина на вопрос полицейских. — Андерс Дальстрём не работает сегодня днем, вообще он обычно выходит в ночную смену.

Малин кивает, оглядывая комнату. Смотрит на банки и пузырьки за стеклянными дверцами аккуратных шкафчиков.

— Я уже задавала вам этот вопрос, — говорит она, — тем не менее повторю его: работал ли Дальстрём в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое октября и в ночь с четверга на пятницу на прошлой неделе?

Медсестра достает с полки журнал и внимательно просматривает страницы, отыскивая нужное место, словно хочет показать всем своим видом, что понимает важность вопроса, заданного инспектором полиции.

— Согласно расписанию, он должен был работать обе ночи.

— Согласно расписанию?

— Да, иногда они меняются друг с другом, не ставя меня в известность. Может, это не совсем правильно, но так уж сложилось.

— Вы можете оказать нам одну услугу? — Малин умоляюще смотрит на медсестру. — Выясните, пожалуйста, не подменял ли кто Андерса Дальстрёма в те ночи?

Женщина кивает.

— Я могу обзвонить всех, кто работает в ночной смене. Но сейчас они наверняка спят. Это срочно?

— Да, — отвечает Харри.

Медсестра уходит, а через пять минут возвращается, в отчаянии разводя руками.

— Никто не берет трубку. Все спят. Может, мне перезвонить вам ближе к вечеру, когда я что-нибудь узнаю?

— Будьте добры, — кивает Малин.

— Вы не знаете, где он может быть сейчас? — спрашивает Харри.

— Он не работал сегодня ночью. Вероятно, дома.

— Но еще с час назад его там не было, — говорит Малин.

— Вы пробовали звонить ему на мобильный?

— Не отвечает.

— Странно, — пожимает плечами медсестра. — Тогда можно спросить у его отца. Он живет в доме престарелых «Серафен». Старик совсем слепой, и Андерс часто навещает его.

— В каком доме престарелых? — переспрашивает Харри.

— «Серафен», — отвечает женщина.

«Серафен, — повторяет про себя Малин. — Там же, где живет Сикстен Эрикссон, изувеченный Акселем Фогельшё».

Полицейские обмениваются многозначительными взглядами.

— Вы знаете, как его зовут?

— Сикстен, — отвечает медсестра. — Сикстен Эрикссон.

64

Сикстен Эрикссон сидит на диване в своей комнате дома престарелых «Серафен», уставившись в пространство невидящими глазами. Стены украшены дешевыми репродукциями в рамках, в нос ударяет запах табака.

«Он слеп и тем не менее будто избегает смотреть нам в глаза», — замечает про себя Малин.

— Несомненно, у него был мотив для второго убийства, — говорил Харри по дороге в «Серафен».

— Возможно, смерть Фредрика — месть Акселю Фогельшё, изувечившему его отца, — кивает Малин.

— Но почему только сейчас?

— Он вошел во вкус после расправы над Петерссоном, как я уже говорила. Вероятно, он вымогал деньги у Йерри, а тот отказался платить. Второй раз убивать легче, он уже перешел границу. Кроме того, он надеялся запутать нас.

— Don’t you just love humans? [78] — спросил Харри.

— А теперь никто не знает, где он, — закончила Малин, не обращая внимания на его последнюю реплику.

Хозяина лесной избушки снова не оказалось дома. Малин позвонила в участок, и комиссар сказал, что объявит Андерса Дальстрёма в розыск: в любом случае его нужно допросить.

Сикстен Эрикссон сидит напротив них, одинокий и погруженный в свою темноту. И здесь тоже нет Андерса Дальстрёма.

— Я выдумал Свена Эвальдссона, — говорит старик. — Андерс взял фамилию матери, Дальстрём. Я не знаю, что он там натворил, но в любом случае не хотел выдавать его полиции. Я защищаю парня, я всегда так делал.

— Мог ли ваш сын отомстить за вас, убив Фредрика Фогельшё? — Малин старается говорить как можно мягче, с сочувствием.

Однако Сикстен Эрикссон не отвечает.

— А что вы знаете о его отношениях с Йерри Петерссоном? — в голосе Харри слышится нетерпение.

— Боль всегда ищет выхода, — говорит старик вместо ответа.

— Он что-нибудь рассказывал вам об этом? — спрашивает Малин.

— Нет, он ничего не рассказывал.

— Где он сейчас может быть?

Эрикссон смеется в ответ на вопрос Харри.

— Даже если бы я знал об этом, то ничего не сказал бы вам. Разве я должен? Он часто приходил сюда, и в этом нет ничего удивительного. С детьми всегда так: что бы ни делали им родители, они возвращаются к ним за любовью и защитой.

Полицейские смотрят в слепые глаза старика, и Малин думает, что Сикстен видит, пожалуй, больше, чем она; кажется, он уже сейчас знает, чем окончится этот жестокий осенний спектакль, и эту мудрость он выстрадал всей своей жизнью.

— То есть вы били его? — уточняет Малин. — Вы били Андерса в детстве?

— Понимаете ли вы, что значит иметь только плоскостное зрение и не воспринимать глубины мира? — спрашивает Эрикссон. — Знаете, как болит нерв в мозгу, он словно горит круглые сутки? Я надеюсь, — старик замолкает, переводя дыхание, — что Аксель Фогельшё страдает сейчас, когда его сын мертв, что он изведал наконец самую страшную муку в жизни.