Как это назвать? Крах материнства, никак иначе.
— А что, они не звонили ей из Парижа? — Голос у Зака снова уставший, хрипловатый.
«Как они теперь жалеют, что поехали в Париж!» — думает Малин.
— По всей видимости, да, однако по мобильнику девочка не отвечала, к домашнему тоже не подходила. Но им это не показалось странным.
— Не показалось?
— Судя по всему, у нее случались приступы упрямства. К тому же она часто теряла мобильники.
— И долго они пробыли в Париже? — спрашивает Зак.
— Уехали шесть дней назад.
— Тогда теоретически она могла уже почти неделю как исчезнуть.
— А у родителей нет никаких предположений по поводу того, где она может быть?
— Когда я спрашивал, они сказали, что нет. — Свен Шёман поправляет рубашку и продолжает: — Девушка из парка для нас сейчас наиболее важна, однако начните все-таки с того, что съездите в Стюрефорс. Побеседуйте с родителями, успокойте, напомните статистику: скорее всего, девочка найдется.
И называет адрес — всего в квартале от того дома, где выросла Малин. То же место, те же дома в стиле начала семидесятых. Бассейны на участках, ухоженные домики с деревянными или каменными фасадами, разросшиеся фруктовые деревья, нависающие над газонами.
Она не бывала в этих краях с тех пор, как родители продали дом и купили квартиру у парка бывшей инфекционной больницы. Сейчас они на Тенерифе, куда переехали, выйдя на пенсию. Летом они обычно возвращаются домой, но, как сказал ей по телефону папа:
— В этом году мы не приедем. Мама начала играть в гольф и записалась на курсы. Летом это обойдется куда дешевле, чем зимой, в самый разгар сезона.
— Я буду поливать цветы, папа. Они в надежных руках.
На самом деле в квартире родителей осталось уже совсем мало цветов, и те вряд ли переживут подобное лето. А чего они ожидали? Прошло больше года с тех пор, как они в последний раз были дома. Зачем они вообще оставили себе это жилье? Внезапно Малин ощущает, как ее тянет туда — в ту прохладу, которую она всегда ощущает в родительской квартире. Сейчас это пришлось бы очень кстати.
— А СМИ? — говорит она вслух. — Как будем поступать с ними? Не приходится сомневаться, что они накинутся на дело Тересы и Юсефин, как комары, жаждущие крови.
— Безусловно, — соглашается Свен. — Но тут мы будем очень осторожны. Никакого изнасилования пока не зарегистрировано, к тому же пройдет некоторое время, прежде чем они пронюхают о пропавшей девушке. Возможно, у нас в запасе еще один день спокойной работы. К тому же нам может понадобиться помощь общественности — по обоим случаям. Посмотрим, как будут развиваться события. Все разговоры переключайте на меня. В отсутствие Карима подкармливать волков буду я.
— Если начнется серьезная заварушка, он наверняка приедет, — откликается Зак.
— Это уж точно, — кивает Малин, и тут ее телефон начинает звонить.
Мобильник лежит перед ней на серой поверхности стола, звонок из динамика звучит сердито, настойчиво, словно желает показать, что их разговор был сугубо теоретическим, а теперь настало время суровой реальности.
Малин бросает взгляд на номер, отраженный дисплеем.
Отвечает.
Слушает.
— Этот вопрос ты можешь задать Свену Шёману. Связями с прессой сейчас занимается он.
Она протягивает трубку Свену, поднимает брови и иронически улыбается.
— Это Даниэль… Даниэль Хёгфельдт из «Корреспондентен». Интересуется изнасилованной девушкой в парке Тредгордсфёренинген и пропавшей девушкой из Стюрефорса — подозреваем ли мы связь между этими двумя случаями.
Связь?
Одна девушка исчезла. На вторую девушку напали и, возможно, изнасиловали в парке Тредгордсфёренинген. Есть ли тут связь? Почему бы и нет? Вполне вероятно. И если эта связь существует, со временем благодаря работе полиции она будет выявлена.
Но сейчас — никаких предвзятых суждений, на повестке дня шоссе Брукиндследен за лобовым стеклом. Велосипедная дорожка, бегущая рядом, совершенно пуста, жара лишена запахов, она душит, как змея. Воздух неподвижен, словно в нем не осталось кислорода. Пшеничные поля примяты жарой, точно огромный кулак вдавил ростки в землю и велел им: не думайте, что у вас есть право на жизнь, этим летом жизни не будет, в этом году — только выгорание.
Руки Зака уверенно держат руль «вольво», как руки его сына Мартина — хоккейную клюшку. В конце сезона Мартин получил приглашение от «Торонто мейпл лифс», но отказался. Его девушка ждет ребенка и хочет родить в Линчёпинге. А главные спонсоры команды, «Клоетта» и «Сааб», скинулись и добавили несколько миллионов, чтобы Мартин остался.
— Парень разбогател, — прокомментировал тогда Зак. — А когда переедет в Штаты, станет еще богаче.
Возникало ощущение, что Зак с нетерпением ждет отъезда сына — словно хоккей, слава, почести и деньги ему уже поперек горла встали.
— До чего же дурацкая игра этот хоккей!
Малин спросила его, предвкушает ли он роль дедушки.
— Ты, наверное, переживаешь и гордишься.
Но Зак лишь пробормотал в ответ нечто неопределенное, и она не стала продолжать разговор. Когда малыш родится, Зак будет сиять улыбкой от уха до уха, в этом она ни секунды не сомневалась. Малыш станет гладить его по бритой голове и говорить «колется!», а Зак придет в полный восторг.
Стюрефорс.
Они едут в полном молчании. Приближаются к окраине города.
Малин закрывает глаза.
Если жара за бортом лишена запахов, то чем пахнет в машине?
Освежителем воздуха и мужским одеколоном «Арамис».
А чем веет в этих ухоженных садиках? Какой там был запах?
Пахнет только что подстриженным газоном.
Крошечные девчачьи ножки легко ступают по траве. Одна в саду. Запах папы. Мама. Я слышу, как она ругается, идет за мной по дому, продолжая меня пилить, папа уклоняется от разговора, а мне так хочется, чтобы он вступился за меня, возразил, сказал, что я на что-то гожусь.
Вижу, как он стоит рядом с ней, приоткрыв рот, когда она проклинает меня, как его неуверенные протесты замирают на губах, пока она честит меня на чем свет стоит.
Ветер развевает волосы, когда я гоню на велосипеде по улочкам в сторону школы. Ноги послушны, они буквально несут меня вперед по беговой дорожке.
Это соревнование, все в этой жизни — соревнование.
А однажды ночью, когда вы думали, что я сплю, а я лежала на полу под вашей дверью… Мне это вспомнилось сейчас, именно сейчас; сидя в прохладном кондиционированном салоне машины, я вспомнила, что вы говорили. Вы сказали тогда: «Она не должна этого знать. Пусть останется тайной».