— Установим наблюдение за квартирой, — предлагает Свен Шёман, сидящий рядом с Заком. Жалюзи подняты, детская площадка позади них пуста, детский садик закрыт на лето. — Есть ли еще какие-нибудь идеи, как добраться до нее?
— Мы даже не знаем, является ли эта Элизабет Верой Фолькман, — говорит Карим.
— Но можем это предполагать, — отвечает Малин.
— Отследим все белые фургоны, — предлагает Зак. — Она ездит на белом фургоне. Правда, в городе таких уйма.
— И проверим, нет ли зарегистрированного предприятия с похожим названием, — добавляет Малин.
— Еще предложения? — повторяет Свен. — У нас недостаточно оснований, чтобы войти в ее квартиру, ты это прекрасно понимаешь, Малин. Хотя запах, исходящий оттуда, может указывать на плохое обращение с животными.
Малин думает: «Ведь это взаимосвязано, Свен, голоса следствия говорят нам об этом. И еще одна мудрость: „Страсть убивает“».
Вальдемар Экенберг и Пер Сундстен молчат, как умеют молчать только полицейские, почувствовавшие в воздухе запах правды.
— Мы допросили сегодня последнего человека из списка насильников, — говорит Пер Сундстен. — Безрезультатно.
— Такими же безрезультатными оказались и слежка за Сулиманом Хайифом и Луисой Свенссон. То же касается и Славенки Висник: она занималась своими киосками, хотя сегодня утром ее потеряли из виду.
— Она тоже разъезжает на белом фургоне, — произносит Пер. — Так что чисто теоретически она тоже могла быть этой самой Элизабет.
— Мы осмотрели ее автомобиль изнутри, когда встретились с ней в лесу, — возражает Малин. — Там нет ничего, что можно связать с обслуживанием бассейнов. Никаких химикатов, ничего такого. Да и директор бассейна в Глюттинге узнал бы ее, у нее же там киоск.
— Проверьте еще раз, — распоряжается Свен. — Сундстен, возьми это на себя.
— Разве женщина могла такое сотворить? — раздается голос Вальдемара, полный скептицизма. — С вибратором или без, разве это не противно женской природе?
— Предрассудки, — отвечает Малин. — История знает множество насильников женского пола, и большинство из них сами подвергались насилию, как и Вера Фолькман.
— И Славенка Висник, — добавляет Пер.
— А я считаю, что нам надо еще раз прижать Сулимана Хайифа, — заявляет Вальдемар.
Но никто не находит в себе сил прокомментировать его пожелание, а Малин отключается от голосов других, думает о том, как найти Веру Фолькман, о взаимосвязях, о том, что бассейны и прочие совпадения в этом расследовании могут оказаться случайными. А вдруг Вера Фолькман — вовсе не Элизабет?
Люди — они и есть люди, и все они как один человек.
Желание раствориться, чтобы родиться заново.
Человек — как дым, расстилающийся над сгоревшим ландшафтом, как единственное чувство, единственная особенность.
Любовь и зло.
Вымышленное название фирмы.
Желание оставаться незамеченной.
Белые холодные руки.
Но как?
— Ну, соберитесь, — призывает Карим, — ни у кого нет идей по поводу Веры Фолькман?
«И где ты сейчас?» — думает Малин.
Где я?
Почему так темно и что это давит мне на глаза? Голова болит, меня тошнит, но это не самое ужасное, есть что-то похуже, но что? «Я дышу, — думает Туве, — и все это сон». Она вспоминает тень под деревом, страницы книги, к которым прикасалась кончиками пальцев, — но что это за сон, чего он от меня хочет? Маркус, это ты? Она чувствует свое дыхание, ощущает запах моющих средств и пытается подняться, однако ноги не двигаются. Она пытается упереться руками, но они тоже не двигаются. «Мама, мама, мама, где ты? Тут что-то не так, неужели я уже умерла, неужели это моя могила, мама!» Туве пытается кричать, но звуки не срываются с ее губ.
Кляп во рту.
Зачем бы у меня был кляп во рту, если бы я умерла?
Или если бы я спала?
Малин оглядывает общее офисное помещение.
Уже перевалило за шесть.
Как быстро закончился день.
Написать отчет.
Поиск в реестре предприятий с названием, похожим на «Водотехника», не дал результатов.
Ожидание, что кто-то сообщит что-то положительное, тоже напрасно.
Попытка дождаться Веру Фолькман около ее квартиры ни к чему не привела, человек-невидимка остается тенью. Складывается впечатление, что Славенка Висник также испарилась: ее нет ни в одном из киосков, и машина, ездившая к лесным пожарам, тоже ее не нашла.
Есть одна новость. Звонил Андерссон из технического отдела: пришел ответ из Facebook с подтверждением того, что Lovelygirl — это Луиса Свенссон, удалось отследить ее по адресу интернет-протокола.
Малин поговорила по телефону с Янне. Он позвонил сам, рассказал, что им пришлось отступить от огня в озеро Хюльтшён, что один из их генераторов уничтожен, что сгорел охотничий домик и несколько безумцев чуть не попали в окружение огня, пытаясь его спасти.
Охотничий домик братьев Мюрвалль, братья в огне. Случай с Бенгтом Андерссоном.
— Малин, я чертовски устал.
— Поезжай домой, поспи.
— Не могу.
— Почему?
— Я нужен здесь. И еще у меня такое странное чувство во всем теле. Тревожное чувство.
— У меня тоже.
Янне, не знающий покоя. Озеро Хюльтшён. Там ей пришлось побывать прошлой зимой в связи с другим делом. Там зло настигло Марию Мюрвалль.
То же самое зло?
Нет.
Хотя — кто знает?
Когда мы найдем Веру Фолькман, заставим ее сдать анализы на ДНК, чтобы сравнить их с ДНК тех, кто изнасиловал Марию Мюрвалль. Славенка Висник? Я уже попросила Карин это выяснить.
Часы в компьютере показывают 18.52.
Она звонит домой в надежде, что Туве снимет трубку.
Но нет.
Мобильный.
Пять звонков, затем автоответчик.
«Тревожное чувство. Есть от чего тревожиться», — думает Малин, поспешно выключая компьютер и покидая управление.
Вера Фолькман, Мугала, Клокрике, 1977–1985 годы
Когда в комнате холодно и в холле второго этажа раздается скрипение половиц, я стараюсь думать о лете, а не об этом монстре.
Лето, теплое и ласковое, мы с Элизабет едем на велосипедах вдоль канала, и ветер нежно треплет наши светлые волосы. Я вижу, как с каждым нажатием педали белое платье все больше и больше облегает твое тело, ты моя старшая сестра, я стараюсь догнать тебя, но для тебя это не соревнование. Ты останавливаешься и ждешь меня. Свет падает через кроны дубов, старожилов этой набережной, и ты стоишь возле своего красного велосипеда и улыбаешься мне.