— Ни один из Мюрваллей ни единым словом не помянул сводного брата. Он вырос с ними?
— Похоже на то, — отвечает Малин. — Так думает Хелен.
— Вероятно, он оторвался от них, — предполагает Зак.
— Захотел жить другой жизнью, — добавляет Бёрье.
— Что мы еще знаем об этом Карле Мюрвалле? — спрашивает Карим. — Известно ли, к примеру, где он работает?
— Пока нет, — отвечает Малин, — но мы узнаем это в течение дня.
— Мы можем расспросить об этом братьев и их милую мамочку, — усмехается Зак.
— Могу попробовать, — смеется Свен.
— А что с Асатру? — Карим с вызовом оглядывает розыскную группу. — Учитывая, как выглядело место преступления, нельзя упускать это из виду.
— Честно говоря, — отвечает Юхан, — мы были заняты другим. Но собираемся вплотную поработать с этой линией.
— Продолжайте, насколько это возможно, — говорит Свен. — Малин и Зак, как прошла беседа с родителями Иоакима Свенссона и Йимми Кальмвика?
— С их мамами, — уточняет Малин. — Отец Иоакима Свенссона умер, а папа Йимми, Йоран Кальмвик, работает на нефтяной платформе. Собственно говоря, мы не узнали ничего нового. До сих пор до конца неясно, есть ли у мальчиков алиби. Некоторая неопределенность и с тем, был ли тогда дома отец Кальмвика.
— Неопределенность? — переспрашивает Свен. — Ты знаешь, что я думаю об этом.
И Малин объясняет, почему сомневается в алиби мальчиков, а также в том, что они были в квартире одни и что Йорана Кальмвика не застали на нефтяной платформе в Северном море, в то время как его жена была уверена, что он находится там.
— Но он возвращается завтра рано утром. Мы думаем допросить его сразу.
— А любовник Маргареты Свенссон? Может ли он что-либо рассказать о делах ее сына? Ведь он пытался наладить с парнем контакт?
— Мы допросим Никласа Нюрена в течение дня. Вчера вечером мы предпочли избушку Мюрваллей.
— Отлично. Но сегодня на первом месте четвертый брат. Я побеседую с этой семьей, — обещает Свен.
— То есть Карл? — говорит в трубку Ракель Мюрвалль. — Но он же переехал в город.
«Переехал в город? Ведь это всего в какой-нибудь миле отсюда, а звучит, как будто на другой стороне земного шара», — думает Свен Шёман.
— Тут не о чем говорить, — заключает Ракель Мюрвалль и кладет трубку.
— Это здесь. — Зак останавливает машину перед ослепительно-белым трехэтажным домом на Таннефорсвеген возле завода «Сааб». По всей видимости, дом построен в сороковые годы, когда «Сааб» шел в гору и сотнями выпускал истребители. Пиццерия на первом этаже обещает «Каприччиозу» за тридцать девять крон, а в буфете «Иса» напротив снижены цены на кофе «Классик». Желтая краска на вывеске пиццерии отслаивается, и Малин с трудом может прочитать название: «Кониа».
Они перебегают широкий тротуар. Дрожа от холода перед незапертой дверью, читают на табличке: Андерссон, Рюдгрен, Мюрвалль. Три квартиры.
Лифта нет.
На лестничной площадке второго этажа Малин начинает задыхаться и чувствует сильное сердцебиение. Когда они подходят к дверям третьей квартиры, она дышит с трудом. Рядом сопит Зак.
— Как же тяжело с этими лестницами! — говорит он, задыхаясь. — Каждый раз этому поражаюсь.
— Да, вчерашний снег — пустяк по сравнению с этим, — соглашается Малин.
Мюрвалль.
Они нажимают кнопку. За дверью квартиры раздается звонок, потом наступает тишина. Должно быть, внутри никого нет. Они звонят снова, но никто не открывает.
— Наверное, он на работе, — говорит Зак.
— Может, позвоним к его соседям?
Рюдгрен.
После двух сигналов им открывает пожилой мужчина с огромным носом и низким лбом. Он глядит на них подозрительно.
Малин показывает удостоверение.
— Мы ищем Карла Мюрвалля. Его нет дома. Может, вы знаете, где он работает?
— Я ничего не знаю об этом.
Мужчина ждет.
— Вы знаете…
— Нет.
Он закрывает дверь.
Кроме него во всем подъезде обнаружился еще только один человек — пожилая дама. Она решила, что они из службы помощи на дому и принесли ей обед.
Один за другим братья выходят из своих камер и занимают место в комнате для допросов, где их ждет Свен Шёман.
— У меня нет брата по имени Карл, — говорит Адам Мюрвалль, проводя рукой по лбу. — Вы утверждаете, что мы родственники, и, с вашей точки зрения, так оно и есть. Но не с моей. Он выбрал свою дорогу, мы свою.
— Ты знаешь, где он работает?
— Я ведь не обязан отвечать на этот вопрос?
— Как думаешь, Малин, может, подождем его в пиццерии и пообедаем? Потом посмотрим, не зайдет ли он домой перекусить.
Они стоят возле машины, Зак возится с ключами.
— К тому же я страшно давно не ел пиццы.
— Не возражаю. Может, там знают, где он работает.
В пиццерии пахнет сухим орегано и дрожжами. На стенах не обычные тканые обои, а пестрые гобелены в розовых и зеленых тонах, стулья в стиле «баухаус» и лакированные дубовые столы. Смуглый мужчина с неправдоподобно чистыми руками принимает у них заказ.
«Интересно, это его заведение? — думает Малин. — Ведь это не миф, что иммигранты вынуждены начинать свое дело, чтобы прокормиться. Что бы сказал на это Карим? Вероятно, он поставил бы тебя в пример. Человека, который не перекладывает заботу о себе на чужие плечи, а рассчитывает только на собственные силы. Будем надеяться, что тебе воздастся по заслугам и твои сыновья, — мысленно обращается к мужчине Малин, — войдут в число лучших на своих курсах в университете. Будем надеяться на это».
— Что предпочитаете из напитков? Это входит в стоимость обеда.
— Колу, — отвечает Малин.
— То же самое, — присоединяется Зак и вытаскивает вместе с бумажником, из которого собирается расплатиться, полицейское удостоверение.
— Вы знаете некоего Карла Мюрвалля, проживающего в этом доме?
— Нет. Я такого не знаю. Он сделал какую-нибудь глупость?
— У нас нет оснований так думать, — отвечает Зак. — Мы просто хотели поговорить с ним.
— Увы.
— Это ваше заведение? — спрашивает Малин.
— Да, а что?
— Я просто спросила.
Они занимают места за столиком, откуда просматривается подъезд к дому. Через пять минут хозяин заведения ставит перед ними две пиццы. Лужицы расплавленного сливочного сыра в томатном соусе, ветчина, шампиньоны.
— Приятного аппетита.