— Спасибо, Сал.
— Не за что. Ты нас встретишь?
— Меня там и близко не будет, — сказал я.
— Спасибо за наводку. За мной должок.
— Забей. Ты никому ничего не должен.
— Ладно, бывай. — Он повесил трубку.
На полке я нашел моток изоленты и через вторую дверь гаража вернулся в дом. Миновал почти пустую комнату, в которой из всей мебели был только тренажер Stair-Master да на полу валялась пара гантелей. Толкнув противоположную дверь, я очутился на кухне и приблизился к Коди Фальку.
— Что за мужик? — тут же спросил он. — Ты сказал, что знаешь какого-то мужика.
— Коди, — произнес я. — Я хочу задать тебе очень важный вопрос.
— Что за мужик?
— Забудь пока про мужика. Мы до этого еще дойдем. Слушай меня, Коди.
Он смотрел на меня преданным взглядом, всем своим видом демонстрируя, какой он славный и безобидный, но в глазах его бился животный ужас.
— Мне нужен честный ответ, и мне плевать, какой он будет. Я тебя за это не виню. Мне просто нужно знать. Это ты изуродовал машину Карен Николс? Да или нет?
На его лице нарисовалось непонимание — точно такое мы с Буббой имели возможность наблюдать, когда были здесь в прошлый раз.
— Нет, — сказал он твердо. — Я… В смысле, это не в моем духе. На фига мне корежить хорошую машину?
Я кивнул. Он говорил правду.
Я вспомнил, что еще тогда у меня в голове звякнул тревожный звоночек, но я не обратил на него внимания, потому что успел многое разузнать о подвигах Коди и был на него слишком зол.
— Ты в самом деле этого не делал?
Он покачал головой:
— Нет.
Он перевел взгляд на свою щиколотку:
— Можно мне льда?
— А про мужика больше не хочешь послушать?
Он сглотнул, заставив подпрыгнуть кадык.
— Кто он?
— По большей части нормальный мужик. Ничем не выдающийся. Работает, живет. Но десять лет назад к нему домой вломились два ублюдка и изнасиловали его жену и дочь. Его дома не было. Их так и не поймали. Жена-то еще ничего, постепенно оклемалась, насколько это возможно после встречи с мразью вроде тебя, Коди, а вот дочь… Замкнулась в себе, и все. Она теперь в психушке. Ни с кем не разговаривает, сидит и целыми днями смотрит в стену. Ей сейчас двадцать три, а выглядит она на сорок.
Я сел перед Коди на корточки.
— Так вот, с тех пор этот мужик… Стоит ему узнать, что где-то завелся насильник, как он собирает друганов, и они… Слышал, может, пару лет назад в гетто на Ди-стрит нашли одного? Кровища у него хлестала из всех дыхательных и пихательных, а во рту торчал член. Его собственный. Отрезанный.
Коди прижался затылком к холодильнику, издавая горлом булькающие звуки.
— А, слышал, значит, — сказал я. — Это не байка, Коди, все так и было. Мой приятель и его друзья постарались.
— Умоляю… — Голос Коди упал до шепота.
— Умоляешь? — Я поднял брови. — Хорошо. Попробуй поумолять этого мужика с друганами.
— Умоляю, — повторил он. — Не надо…
— Продолжай практиковаться, Коди, — сказал я. — У тебя почти получается.
— Нет, — простонал Коди.
Я отмотал фут изоленты и оторвал ее зубами.
— Понимаешь, насчет Карен. Я думаю, примерно наполовину это была не твоя вина. Ты получил эти записки. Ты тупой. Поэтому… — Я пожал плечами.
— Пожалуйста, — сказал он, — не надо, не надо, не надо…
— Но ведь были и другие женщины? Так ведь, Коди? Те, которые ни о чем тебя не просили. Те, которые не обращались в полицию.
Коди быстро опустил глаза, пока я не прочитал в них правду.
— Подожди, — прошептал он. — У меня есть деньги.
— Прибереги их на психотерапевта. После того как мой приятель с командой с тобой разберутся, он тебе понадобится.
Я залепил ему рот изолентой. Коди выпучил глаза.
Он попытался заорать, но изолента заглушила крик, сделав его слабым и беспомощным.
— Bon voyage, [9] Коди. — Я направился к стеклянным дверям. — Bon voyage.
Священник, который служил полуденную мессу в церкви Святого Доминика Сердца Христова, вел себя так, как будто карман ему жгли билеты на матч «Сокс», начинавшийся ровно в час.
С последним ударом часов отец Маккендрик прошел через неф, сопровождаемый двумя служками, которым приходилось едва ли не бежать за ним. Благословение, покаяние и молитву он прочитал так быстро, словно Библия у него в руках загорелась. Послание Павла к римлянам в его исполнении звучало так, будто Павел злоупотреблял энергетическими напитками. К тому времени, когда он закончил с Евангелием от Луки и жестом велел прихожанам садиться, было семь минут первого и большинство верующих на скамьях выглядели слегка ошарашенными.
Он обеими руками вцепился в амвон и бросил вниз, на скамьи, взгляд, в котором холод граничил с презрением.
— «Итак, отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света». [10] Как вы думаете, что он имел в виду, говоря, что мы должны отвергнуть дела тьмы и облечься в оружия света?
Еще в те времена, когда я посещал церковь относительно регулярно, эта часть службы нравилась мне меньше всего. Получалось, что священник берет глубоко символичный, написанный почти две тысячи лет назад текст и пытается с его помощью объяснить такие события, как падение Берлинской стены, войну во Вьетнаме, дело Роу против Уэйда, [11] а также спрогнозировать шансы «Брюинс» выиграть Кубок Стэнли.
— Вот именно это он и имел в виду, — проговорил отец Маккендрик таким тоном, словно обращался к умственно отсталым первоклассникам. — Он имел в виду, что каждый день, вставая с постели, нужно отринуть тьму своих низменных желаний, своих мелких склок и своей ненависти к ближнему, забыть о взаимной подозрительности и перестать попустительствовать тому, чтобы ваших детей воспитывало и развращало телевидение. Апостол Павел учит нас: выйдите на улицу, на свежий воздух, окунитесь в свет. Бог — это и луна, и звезды, и уж наверняка солнце. Ощутите тепло солнца и передайте это тепло другим. Творите добро! Жертвуя церкви, опустите в ящик чуть больше, чем обычно. Почувствуйте, что вашей рукой водит Господь. Собирая одежду для неимущих, отдайте то, что вам самим нравится. Господь наш — броня из света. Ступайте в мир и творите дела праведные! — Он стукнул кулаком по амвону. — Творите дела светлые! Теперь понимаете?