— А идти в магазин и покупать их тебе неохота.
— Я до сих пор выплачиваю алименты на ребенка, который и разговаривать со мной не желает.
— Ага, значит, покупать эти игрушки тоже мне придется.
— Десяти должно хватить.
— Десяти? — сказал я. — Ты чего, издева…
— Фальк — через «Ф»?
— Ага, как в слове «фуфло», — ответил я и положил трубку.
Девин перезвонил мне через час и сообщил, что Бини-Бэби я могу занести ему домой завтра вечером.
— Коди Фальк, возраст тридцать три года. Судимостей не имеет.
— Однако…
— Однако, — подхватил Девин. — Один раз его арестовали за нарушение судебного постановления о запрете приближаться к некой Бронвин Блайт. Пострадавшая от претензий отказалась. Арестован за нападение на Сару Литл. Пострадавшая отказалась от претензий, а затем уехала из штата. Числился в списке подозреваемых по делу об изнасиловании Анны Бернштейн, был вызван на допрос. Обвинения не последовало, поскольку пострадавшая отказалась подписать заявление об изнасиловании, отказалась от медицинского обследования и отказалась сообщить следствию личность нападавшего.
— Приятный парень, — сказал я.
— Ага, судя по всему, просто очаровашка.
— Больше ничего?
— Подростком имел проблемы с законом, но сейчас эти документы недоступны — по достижении совершеннолетия все опечатали.
— Ну, разумеется.
— А что, он опять кому-то жить мешает?
— Возможно, — осторожно сказал я.
— Не забудь перчатки, — сказал Девин и положил трубку.
Коди Фальк водил перламутрово-серый «Ауди-кватро», и в девять тридцать вечера мы с Буббой увидели, как он вышел из спортзала «Маунт Оберн». Его еще влажные после душа волосы были аккуратно причесаны, а из спортивной сумки торчал конец теннисной ракетки. Одет он был в черную куртку из мягкой кожи, кремового цвета льняной жилет, застегнутую на все пуговицы белую рубашку и вытертые джинсы. Кожа его была очень загорелой, и двигался он так, словно ожидал, что все окружающие разбегутся, уступая ему дорогу.
— Я его всерьез ненавижу, — сказал я Буббе. — А я с ним даже не знаком.
— Ненависть — это хорошо, — ответил Бубба. — Ненависть ничего не стоит.
Машина Коди дважды пикнула, когда он достал брелок и снял автомобиль с сигнализации и открыл багажник.
— Вот если б ты мне разрешил, — сказал Бубба. — Он бы сейчас уже подорвался.
Бубба хотел прилепить кусок пластиковой взрывчатки к двигателю «ауди» и замкнуть его на провод сигнализации. Взрыв разнес был пол-Уотертауна и отправил обломки «Маунт Оберн» куда-нибудь за Род-Айленд. Бубба в упор не понимал, что плохого в этой идее.
— За изуродованную машину человека не убивают.
— Это где сказано?
Должен признаться, ответного аргумента у меня не нашлось.
— К тому же, — добавил Бубба, — при первой возможности он ее изнасилует.
Я кивнул.
— Ненавижу насильников, — сказал Бубба.
— Я тоже.
— Хорошо было бы, если б он больше никогда никого не насиловал.
Я повернулся к нему:
— Убивать его мы не будем.
Бубба пожал плечами.
Коди Фальк закрыл багажник и на секунду застыл, оглядывая парковку перед теннисными кортами. Выглядел он так, будто позировал для портрета, — густые темные волосы, словно вырубленные из камня черты лица, накачанный торс и мягкая, явно недешевая одежда. Он легко мог сойти за модель с обложки глянцевого журнала. Он производил впечатление человека, прекрасно понимающего, что за ним наблюдают, потому что привык, что все всегда на него пялятся — или с восхищением, или с завистью. Мир принадлежал Коди Фальку, а мы, простые смертные, только жили в нем. Но он не догадывался, что наблюдаем за ним мы с Буббой.
Коди выехал со стоянки, свернул направо, и мы последовали за ним — через Уотертаун, до границы с Кембриджем. На Конкорд-стрит он повернул налево и направился в Бельмонт, один из бостонских районов, считавшийся фешенебельным даже среди остальных, не менее престижных.
— Слушай, а чего парковку называют парковкой, если там деревьев нет, как в парке? — Бубба зевнул в кулак, глянул в окно.
— Ни малейшей идеи.
— Ты в прошлый раз то же самое сказал.
— И?
— И мне хочется, чтобы кто-нибудь мне объяснил почему. Меня это бесит.
Мы свернули с главной улицы и вслед за Коди Фальком направились в дымчато-коричневый квартал высоких дубов и шоколадного оттенка тюдоровских особняков. Заходящее солнце оставило после себя темно-бронзовую дымку, заставляя зимнюю улицу сиять по-осеннему, создавая атмосферу изысканного спокойствия, наследного богатства, атмосферу частных библиотек из темного тика, где повсюду витражи и изящные гобелены ручной работы.
— Хорошо, что мы «порше» взяли, — сказал Бубба.
— Думаешь, «Краун-Вик» тут сильно выделялся бы?
Мой «порше» — это «родстер» 63-го года выпуска. Десять лет назад я купил кузов и кое-какую начинку, а следующие пять лет потратил, покупая запчасти и собирая автомобиль заново. Я не то чтобы очень любил эту машину, но… Признаюсь — когда я сажусь в нее за руль, чувствую себя самым крутым парнем во всем Бостоне. Возможно, даже во всем мире. Энджи любила говорить, что это потому, что я еще толком не вырос. Скорее всего, она права. С другой стороны, сама она до недавнего времени вообще водила «универсал».
Коди Фальк остановился у большого особняка в колониальном стиле, а я погасил фары и припарковался рядом с ним. Даже сквозь стекло я слышал удары басов, раздававшиеся из его машины, — мы остановились прямо у подъездной дорожки, а он нас не слышал. Я заглушил мотор, и мы проследовали за ним в гараж. Он вылез из «ауди», мы — из своего «порше». Дверь гаража начала опускаться, и мы проскользнули внутрь в тот момент, когда Коди открывал багажник своей машины.
Увидев меня, он подскочил и выставил перед собой руки, словно пытался отогнать нападающую орду. Затем глаза его сузились. Я не такой уж здоровяк. А вот Коди оказался высоким, подтянутым и мускулистым. Испуг от внезапного вторжения уже начал сменяться расчетом — он прикидывал мой рост и вес, отмечая, что оружия у меня при себе нет.
Затем Бубба захлопнул багажник, скрывавший его от взгляда Коди, и у того аж дыхание перехватило. Бубба часто оказывает такой эффект на людей. У него лицо дефективного двухлетнего ребенка, словно оно прекратило меняться ровно тогда же, когда остановились в развитии его мозги и совесть. Ну и вдобавок тело его напоминало стальной товарный вагон, только с конечностями.
— Ты кто тако…