— Да он же пьяный, — сказал Мо.
Я поднял лист с рубрикой спортивных новостей и обнаружил под ним первую страницу газеты. Карен Николс попала в передовицу: «САМОУБИЙЦА ПРЫГНУЛА С КРЫШИ ЗДАНИЯ ТАМОЖНИ». Рядом со статьей красовалась полноцветная фотография Бостонской таможни ночью.
— Да он в хламину пьяный, — сказал Мо. — Кензи?
Тони снова рыгнул, а затем затянул «Дождь капает мне на голову».
— Ну, пьяный и пьяный, — сказал я. — Где мои деньги?
— Ты позволил ему пить? — Мо сипел так, будто одна из фрикаделек застряла у него в глотке.
Я поднял газету, прочитал шапку статьи.
— Мо.
Уловив интонацию моего голоса, Тони замолк.
Но Мо был слишком взвинчен, чтобы что-то заметить.
— Даже не знаю, Кензи. Я, блин, даже и не знаю, на хрен таких, как ты, нанимаю. Вы мне всю репутацию изгадите.
— Она у тебя и так изгажена, — ответил я. — Плати давай.
В начале статьи было написано: «Уроженка Ньютона, очевидно находившаяся в помутненном состоянии рассудка, прошлой ночью покончила с собой, спрыгнув с площадки обозрения одного из наиболее известных и любимых жителями исторических памятников».
— Ну хрена ж себе он тут мне втирает, а? — обратился Мо к Тони. — Ушам своим не верю.
— А я верю.
— Завали пасть, козлина. С тобой никто не разговаривает.
— Мне в туалет надо.
— Ты чего, глухой? — Мо шумно выдохнул через нос, зашел Тони за спину и постучал ему костяшками пальцев по затылку.
— Тони, — сказал я. — Обойди диван, туалет вон за той дверью.
Мо засмеялся:
— И что? Кресло он с собой потащит?
Вдруг раздался громкий щелчок. Тони сбросил наручники и направился в туалет.
— Эй! — вскрикнул Мо.
Тони оглянулся:
— Слушай, ну мне реально приспичило.
«Самоубийцей оказалась Карен Николс, — говорилось далее в статье, — опознать которую удалось благодаря тому факту, что перед прыжком она оставила на площадке обозрения бумажник и одежду».
Полфунта мяса шлепнулось мне на плечо. Я оглянулся — Мо опускал сжатую в кулак руку.
— Кензи, хрена ты себе позволяешь?
Я вернулся к чтению.
— Заплати мне, Мо.
— Ты чего, с этим дебилом роман крутишь, что ли? Пивка ему, блин, купил, может, еще и на танцульки с ним ходил, а?
Площадка обозрения здания таможни находится на высоте двадцати шести этажей. Падая оттуда, наверное, можно увидеть даже верхушку холма, на котором расположен район Бикон-хилл, площадь Гавернмент-сентер, небоскребы в деловом центре, а потом — Фэнл-холл и здание крытого рынка Квинси. И все это за одну-две секунды — стремительно проносящиеся перед глазами кирпич, стекло и желтые огни, которые видишь, прежде чем упасть на брусчатку. Часть тебя подпрыгнет от удара. А часть — нет.
— Слышишь меня, Кензи? — Мо замахнулся снова.
Я уклонился от удара, бросил газету и правой рукой вцепился ему в глотку. Толкнул его к столу и продолжал давить, пока он не прижался лопатками к столешнице.
Тони вышел из туалета.
— Ну ни фига ж себе, — протянул он.
— В каком ящике? — спросил я Мо.
Он вопросительно выпучил глаза.
— В каком ящике мои деньги?
Я чуть ослабил хватку.
— В среднем.
— Тебе же лучше, если там лежит не чек.
— Нет, нет. Наличные.
Я отпустил его, но он так и остался лежать на столе, надсадно дыша. Я обошел его, открыл ящик и обнаружил там свою плату — перетянутые аптечной резинкой банкноты.
Тони сел обратно в кресло и защелкнул браслет наручников на своем запястье.
Мо поднялся на ноги. Потер горло, закашлялся — как кошка, отхаркивающая волосяной ком.
Я снова обошел стол и поднял с пола газету.
Маленькие глазки Мо потемнели от обиды.
Я расправил смятые страницы, аккуратно сложил газету и убрал ее под мышку.
— Мо, — сказал я. — У тебя в кобуре на левой лодыжке спрятан пистолет, а в заднем кармане — свинчатка.
Взгляд Мо стал еще жестче.
— Потянешься за ними, и я тебе наглядно покажу, насколько хреновое у меня сегодня настроение.
Мо кашлянул. Опустил взгляд. Прохрипел:
— Хрен ты теперь работу найдешь в нашем бизнесе.
— Какая трагедия, — сказал я.
— Сам увидишь, — сказал Мо. — Без Дженнеро, я слышал, ты за каждый цент в лепешку расшибаешься. Вот погоди, сам приползешь ко мне, чтобы я тебе хоть какую работенку подкинул. Умолять будешь.
Я взглянул на Тони:
— Ты как, в порядке будешь?
Он закивал.
— В тюрьме на Нашуа-стрит, — добавил я, — есть один охранник, Билл Кузмич его звать. Скажешь ему, что мы с тобой приятели, он за тобой присмотрит.
— Клево, — ответил Тони. — Как думаешь, а пивка он мне там организовать сможет?
— Ага, Тони. Мечтать не вредно.
Газету я прочитал, сидя в своей машине, припаркованной на Оушен-стрит в Чайнатауне, под вывеской «Мо Бэгс, поручитель». В статье я не нашел ничего такого, чего уже не слышал по радио, однако там была опубликована фотография Карен Николс, переснятая с водительских прав.
Это была та самая Карен Николс, которая наняла меня полгода назад. На фотографии она выглядела такой же лучезарной и невинной, как и в день нашей встречи, — улыбалась в камеру, словно фотограф только что сказал ей, какое красивое на ней платье и как ей идут туфли.
В здание Бостонской таможни она прошла вечером, присоединилась к экскурсии на площадке обозрения и даже пообщалась с кем-то из агентства недвижимости — наше правительство решило заработать немного денег, продав исторический памятник корпорации «Мэриотт», и желающие могли приобрести таймшеры [4] на проживание здесь. По словам сотрудницы агентства Мэри Хьюз, ее собеседница уклончиво отвечала на вопросы о месте работы и вообще казалась рассеянной.
В пять часов этаж закрыли для всех, кроме обладателей таймшеров, у которых были магнитные ключи от входных дверей. Карен где-то спряталась, а в девять часов сиганула вниз, на голубой асфальт.
Четыре часа она просидела там, на высоте двадцать шестого этажа, и раздумывала, прыгать ей или не надо. Интересно, подумал я, она сидела в углу, или бродила туда-сюда, или глядела на ночное небо или на огни города внизу? Сколько событий из своей жизни, сколько падений и резких, внезапных поворотов она проиграла в своей голове? И в какой момент все эти мысли сошлись в одной точке и она перекинула ноги через четырехфутовую ограду и шагнула в пустоту?