— От чего она умерла? Но что это может быть, кроме…
Она не смогла выговорить это слово.
— Мы не знаем.
— Но она не была… — И снова пауза.
— Мы не знаем, фру Холланд. Пока нет. Нужно время. Но те, кто занимаются сейчас Анни, знают, что делать.
Сейер осмотрелся в комнате, чистой и прибранной, сине-белой, как и одежда Анни. Венки засушенных цветов над дверьми, гардины с белыми колечками из соленого теста на окнах. Фотографии. Вязаные фигурки. Все хорошо сочетается, прибрано и прилично. Он поднялся. Подошел к большой фотографии на стене.
— Это снято зимой.
Мать последовала за ним. Сейер осторожно снял фотографию и посмотрел на Анни. Удивился, как удивлялся каждый раз, когда видел лицо, которое в первый раз увидел безжизненным и темным. Тот же человек, и все-таки не тот же. У Анни было широкое лицо с крупным ртом и большими серыми глазами. Густые темные брови. Она сдержанно улыбалась. Распахнутый ворот рубашки и часть медальона. Красивая девушка, подумал он.
— Она занималась спортом?
— Раньше, — тихо сказал отец.
— Она играла в гандбол, — печально сказала мать, — но потом бросила. Сейчас она бегает. Много миль в неделю.
— Много миль? Почему она бросила гандбол?
— Не успевала учиться. Дети — они все такие, чем-то увлекаются, потом бросают. Она пробовала играть в школьном оркестре, на корнете. Тоже бросила.
— Она хорошо играла? В гандбол?
Мать повесила фотографию на место.
— Очень хорошо, — тихо сказал отец. — Она была вратарем. Зря она ушла из команды.
— Я думала, ей было скучно стоять в воротах, — сказала мать. — Я думала, она бросила поэтому.
— Мы не знаем, — ответил мужчина. — Она никогда нам ничего не объясняла.
Сейер снова сел.
— Она хорошо училась в школе?
— Лучше многих. Я не хвастаюсь, это правда, — ответил отец.
— Это задание, над которым работали девочки, в чем оно состояло?
— Сигрид Унсет. Они должны были сдать его ко дню святого Ханса.
— Можно заглянуть в ее комнату?
Мать поднялась и пошла короткими шагами, словно на ощупь. Отец остался сидеть на подлокотнике.
Комната была очень маленькой, но выглядела как отдельный кабинет. Места как раз хватало для кровати, письменного стола и стула. Сейер выглянул из окна и увидел веранду дома напротив. Апельсиново-желтого дома. Под окном на дереве торчали остатки старого птичьего гнезда. Он поискал на стенах постеры, но их не было. Зато в комнате было множество кубков, дипломов и медалей; на фотографиях красовалась сама Анни. На одной она была в форме вратаря вместе со своей командой, на другой — стояла на красивой доске для серфинга. На стенах над кроватью висело много фотографий маленьких детей; на одной из них Анни везла коляску. А вот рядом с молодым парнем. Сейер указал на нее:
— Это ее парень?
Мать кивнула.
— Она работала с детьми?
Он указал на фотографию Анни с беловолосым карапузом на коленях. Девушка выглядела гордой и довольной. Она даже приподняла мальчика перед камерой, почти как трофей.
— Она сидела со всеми детьми на этой улице, если родители просили.
— Она любила детей?
Мать снова кивнула.
— Она вела дневник, фру Холланд?
— Не думаю. Я искала его, — призналась она. — Искала всю ночь.
— Ничего не нашли?
Ада покачала головой. Из комнаты доносилось тихое бормотание.
— Нам нужны имена, — сказал Сейер наконец. — Людей, с которыми мы можем поговорить.
Он смотрел на фотографии на стенах и внимательно изучал униформу вратаря на Анни, черную, с зеленой эмблемой на груди.
— Похожа на дракона?
— Это морской змей, — тихо объяснила мать.
— Почему морской змей?
— Здесь во фьорде жил когда-то морской змей. Это всего лишь сага, старая легенда. Если ты идешь в море на веслах и слышишь, как за лодкой вскипает вода, это морской змей встает из глубины. Ни в коем случае нельзя оборачиваться, просто греби дальше. Если делать вид, что ничего не происходит, и оставить его в покое, все будет хорошо; но если ты обернешься и посмотришь ему в глаза, он утащит тебя глубоко-глубоко. Сага говорит, что у него красные глаза.
— Пойдемте вниз.
Скарре все еще писал. Мужчина по-прежнему сидел на подлокотнике дивана. Он выглядел так, будто изо всех сил старается не взорваться.
— А ее сестра?
— Она прилетит самолетом перед обедом. Она в Тронхейме, там живет моя сестра.
Фру Холланд снова упала на диван и прислонилась к мужу. Сейер подошел к окну и выглянул. Из кухни дома напротив на него уставилось чье-то лицо.
— Дома здесь стоят довольно близко друг к другу, — констатировал он. — Вы хорошо знаете своих соседей?
— Довольно хорошо.
— И все знают Анни?
Она молча кивнула.
— Мы пройдемся по улице, зайдем в дома. Пусть это вас не беспокоит.
— Нам нечего стыдиться.
— Вы можете дать нам несколько фотографий?
Отец поднялся и подошел к полке под телевизором.
— У нас есть видео, — сказал он, — с прошлого лета. Мы были в хижине в Крагерё.
— Им не нужно видео, — бесцветно сказала мать. — Только ее фотография.
— Я охотно возьму его.
Сейер взял кассету и поблагодарил.
— Много миль в неделю? — спросил он затем. — Она бегала одна?
— Никто не мог выдержать ее темп, — просто сказал отец.
— Значит, несмотря на школьные занятия, она позволяла себе тратить время на бег. Много миль в неделю. Значит, все-таки не уроки заставили ее бросить гандбол?
— Бегать она могла когда хочет, — сказала мать. — Случалось, что она бегала до завтрака. А во время состязаний ей приходилось подстраиваться, она не могла уже решать сама за себя. Я думаю, ей не нравилось быть связанной. Она очень независимая, Анни.
— Где она бегала?
— Везде. В любую погоду. Вдоль шоссе, в лесу.
— И к Змеиному озеру?
— Да.
— Она никогда не уставала?
— Она была спокойной и уравновешенной, — тихо сказала мать.
Сейер подошел к окну и увидел женщину, которая торопилась перейти дорогу. Маленький мальчик с соской подпрыгивал у нее на сгибе руки.
— Другие интересы? Кроме бега?
— Фильмы, музыка, книги и так далее. И маленькие дети, — ответил отец. — Особенно когда она была младше.