— Ларсгорд, — услышал он.
— Ларсгорд?
На секунду наступила тишина; Сейер пытался вспомнить, слышал ли он эту фамилию раньше? Нет, вряд ли. Он выглянул из окна, посмотрел вниз, на рыночную площадь, задумчиво взглянул на небольшой фонтан, в котором сейчас не было воды, он ждал весны — как и все прочие.
— Да, Ларсгорд.
— Могу ли я поговорить с человеком по фамилии Лиланд? — спросил он немного напряженным голосом.
— Лиланд? — Собеседник немного помолчал, потом откашлялся. — Нет, дорогой мой. Уже нет.
— Уже нет? Он переехал?
— Ну, можно сказать и так. Довольно далеко отсюда, фактически в вечность. Да. Видите ли, она умерла. Это была моя жена. До того как она вышла за меня замуж, ее фамилия была Лиланд. Кристине Лиланд.
— Мне очень жаль.
— Боюсь, в данном случае это не совсем уместно.
— Она умерла недавно?
— Нет, что вы, давно.
— Вот как? И больше никто с такой фамилией здесь не живет?
— Нет. Я с тех пор живу один. А кто говорит? Что вам нужно?
Собеседник явно забеспокоился, голос стал подозрительным и резким.
— Я из полиции. Мы расследуем убийство, и мне нужно кое-что проверить. Я не мог бы к вам заехать побеседовать?
— Конечно, приезжайте. Ко мне редко приходят гости.
Сейер записал адрес и прикинул: ехать примерно полчаса. Он передвинул магнит на доске, отведя себе пару часов, схватил куртку и вышел из кабинета. «Наверняка зря проезжу, — подумал он. — Но зато выйду из здания». Он не любил сидеть за столом, созерцая крыши домов и макушки деревьев через пыльное стекло.
Сейер медленно — как, впрочем, и всегда — ехал по городу, который наконец стал расцвечиваться хоть какими-то красками. В парке и на стадионе высадили петунии и бархатцы — жаль будет, если они замерзнут. Сам он всегда ждал семнадцатого мая и только потом высаживал цветы. Ему понадобилось двадцать лет, чтобы полюбить этот город, но сейчас он прочно занял свое место в его сердце. В разное время он отдавал предпочтение то одному, то другому району. Сначала — старой пожарной части, потом — холмам, застроенным старыми аристократическими виллами. Многие из вилл были переделаны в маленькие галереи и офисы. А на южной стороне холмов теснились многоэтажки: здесь жили беженцы, ждущие предоставления убежища, и иммигранты. Недавно в этом районе наконец появилось собственное отделение полиции, и работало оно неплохо. Сейер любил и мост через реку с красивыми скульптурами, и большую рыночную площадь, гордость города, с брусчаткой, уложенной затейливым узором. Летом она превращалась в настоящий рог изобилия фруктов, овощей и цветов. Сейер увидел маленький поезд — он однажды ездил на нем с Маттеусом и с трудом втиснул свои длинные ноги в крохотный вагончик. Сейчас поезд был переполнен — потные мамаши и розовые мордашки с сосками и леденцами; вагончики подпрыгивали на брусчатке. Инспектор решил заехать домой. Надо взять Кольберга покататься, решил он. А то пес все время один. Он нашел поводок, прицепил его к ошейнику и побежал вниз по ступенькам. По голосу собеседника он понял, что Ларсгорд очень стар. Почему же номер записан на Лиланд? Инспектор размышлял об этом, проезжая мимо электростанции и кемпинга, поглядывая в зеркало на машины, ехавшие за ним, и пропуская тех, кто выказывал нетерпение, — все, кто ехал за Сейером, рано или поздно непременно начинали терять терпение, на что он реагировал совершенно спокойно. Он повернул налево у фабрики по производству хрустящих хлебцев, еще несколько минут ехал по полям и лугам и, наконец, добрался до группы из четырех отдельно стоящих домиков. С краешка примостилась небольшая ферма. Ларсгорд жил в доме желтого цвета, красивом, небольшом, с кирпично-красными ставнями; рядом с домом стоял небольшой сарай. Он припарковался и пошел к крыльцу, но не успел подняться по ступенькам — дверь распахнулась, и на пороге появился худой долговязый человек. На нем была вязаная кофта и тапки в цветочек, он стоял, прислонясь к дверному косяку. В руке его была палка. Сейер порылся в памяти — что-то в облике старика показалось ему знакомым, но он так и не вспомнил, что именно.
— Сразу нашли? — спросил старик.
— Конечно. У нас тут не Чикаго, да и карта есть.
Они обменялись рукопожатием. Сейер осторожно пожал тощую ладонь — а вдруг у старика ревматизм — и вошел вслед за хозяином в дом. Не сказать, чтобы в жилище Ларсгорда был идеальный порядок, но здесь было уютно, приятный полумрак. Воздух свежий, пол чистый — никакой древней пыли по углам.
— Значит, вы живете один? — спросил Сейер и сел в старое удобное кресло, образца пятидесятых годов.
— Совсем один. — Старик с большим трудом опустился на диван. — И это, доложу я вам, далеко не всегда легко. Знаете, такое ощущение, что ноги просто гниют. В них все время вода, представляете, какой кошмар? К тому же у меня и сердце не с той стороны, но все еще стучит. Тьфу-тьфу, — он постучал костяшками пальцев по столу.
— Да? У вас на самом деле сердце не с той стороны?
— На самом деле. Вижу, вы мне не верите. У вас такое же выражение лица, какое бывает у всех, когда я об этом рассказываю. Дело в том, что в молодости мне удалили левое легкое. У меня был туберкулез, я провел два года в Вардосене. [17] Там было неплохо, но дело не в этом; когда они вытащили легкое, в грудной клетке образовалось так много пустого места, что вся эта фигня постепенно стала смещаться вправо. Но тикает, так что скриплю пока. У меня есть помощница по хозяйству, приходит раз в неделю. Убирается в доме, стирает грязное белье, выбрасывает мусор, моет холодильник и за цветами ухаживает. Она каждый раз приносит с собой три-четыре бутылки красного вина. Этого, конечно, ей делать нельзя. Я имею в виду, покупать мне красное вино, я в таком случае должен сам с ней в магазин ехать. Она просит, чтобы я молчал об этом. Но вы ведь никому не проболтаетесь, правда?
— Конечно, я никому не скажу, — улыбнулся Сейер. — Я и сам всегда перед сном выпиваю стаканчик виски, много лет так делаю. И несдобровать той домработнице, которая откажется ходить для меня в винный магазин, когда придет время. Разве они не для этого существуют? — спросил он с невинным видом.
— Один стаканчик виски?
— Один, правда, довольно вместительный.
— Ага. Знаете, в стакан входит четыре стопочки. Я подсчитал. «Ballantine's»?
— «Famous Grouse». Там еще куропатка на этикетке.
— Никогда не слышал. Но что вас ко мне привело? Неужели у моей жены были какие-то страшные тайны?
— Наверняка нет. Но я должен вам кое-что показать.
Сейер сунул руку во внутренний карман и вытащил бумажку с телефоном.
— Вам случайно не знаком этот почерк?
Ларсгорд поднес листок поближе к глазам, в его дрожащих пальцах он ходил ходуном.