— Не могли бы вы ответить мне вот на какой вопрос, — попросил он вдруг, поудобнее усаживаясь в кресле, вид при этом у него был одновременно задумчивый и любопытный, — не могли бы вы сказать мне, почему вас стошнило после этого бутерброда?
Эве показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
— Ну, мне стало нехорошо, — выдавила она из себя. — Я выпила пару бокалов пива, и я не слишком люблю рыбу. И накануне мы засиделись до позднего вечера. Может быть, я съела слишком мало, меня не особо заботит еда, и я в тот день с утра ничего не ела, но ей непременно надо было впихнуть в меня этот бутерброд, потому что она считала, что я слишком худая.
Она остановилась, чтобы перевести дыхание. Она же собиралась говорить как можно меньше, как же она могла об этом забыть?
— И именно поэтому вы приняли душ, пока были там? Потому что вам стало нехорошо?
— Да! — ответила она коротко и замолчала. Он увидел, что в глазах ее появилось какое-то упрямство. Скоро она вообще ничего не скажет.
— На самом деле вы многое успели сделать, пока были там. Всего за час. И даже вздремнуть успели в свободной спальне, не так ли?
— Вздремнуть? — вздрогнула она.
— Кто-то же лежал на той кровати. Или же, фру Магнус, давайте назовем вещи своими именами: вы с Дурбан были партнерами и просто-напросто делили эту квартиру на двоих. И вы — так же, как она, — занимались проституцией, чтобы немного подзаработать?
— НЕТ!
Эва выкрикнула это и вскочила. Кресло упало на пол.
— Нет, я этим не занималась! Я не хотела иметь к этому никакого отношения. Это Майя пыталась меня уговорить, я не хотела! — Она дрожала, как осиновый лист, лицо ее стало белым, как мел. — Майе всегда надо было втянуть меня в какую-то авантюру, ей в голову вечно приходили самые невероятные идеи. Однажды, когда нам было по тринадцать лет…
И она зарыдала.
Он ждал, уставившись в стол. Вот именно такое поведение всегда приводило его в замешательство. Внезапно она показалась ему такой жалкой… Тюрбан развалился и сполз на плечи, волосы были совсем мокрые.
— Иногда мне кажется, — произнесла Эва, всхлипывая, — что вы думаете, что это я сделала.
— Разумеется, мы рассматривали и этот вариант, — негромко ответил он. — И я в данном случае не имею в виду мотив, в состоянии ли вы вообще кого-то убить и все такое. Об этом можно поговорить позднее. Мы прежде всего пытаемся установить круг общения убитой, кто чисто физически имел возможность совершить это убийство. А потом мы смотрим, есть ли у каждого из таких людей алиби. И в конце концов мы спрашиваем себя: а был ли мотив? И тут действительно имеет значение тот факт, что вы были там в тот вечер, незадолго до того, как она умерла. Но хочу сказать вам сразу: мы уверены в том, что убийцей Майи был мужчина.
— Да, — сказала она.
— Что?
— Я имела в виду, это, наверное, был один из ее клиентов?
— Вы так думаете?
— Да, я… А разве это не так? И в газетах писали!..
Он кивнул и подался немного вперед. От него хорошо пахнет, подумала она, он похож на папу в молодости.
— Расскажите мне, что произошло.
Она снова села в кресло, сделала над собой усилие и постепенно, словно идя маленькими шажками, стала рассказывать, приближаясь к тому, что произошло. Теперь ей просто нужно было это рассказать, как все произошло в тот вечер, когда она сидела на скамеечке. И он спросит, почему же она не сказала обо всем этом сразу. А это, подумала она, произошло потому, что она нерешительная, недисциплинированная, слабохарактерная, ненадежная, трусливая, с сомнительными моральными принципами. Она ничего не хочет сделать для старой подруги, хотя та так много для нее значила, ведь Эва потом прибрала к рукам ее состояние… Ей с трудом верилось, что так оно и есть на самом деле, это было просто невыносимо.
— Мы живем довольно бедно, Эмма и я, — бормотала она. — И всегда так жили, после того как ушел Юстейн. Я рассказала об этом Майе. Она хотела, чтобы я решила свои проблемы так, как привыкла решать их она. Она предложила мне воспользоваться свободной комнатой. Мы были у «Ханны» и напились. И я стала думать над ее предложением, я больше не могла не спать по ночам, думая про эти угрозы в почтовом ящике, про эти бесконечные счета, про то, что выключили телефон. И мы договорились, что я вернусь — и попробую. Она должна была мне помочь. Показать, как это делается.
— И?
— Я была немного в подпитии, когда приехала к ней, трезвой я бы просто не заставила себя приехать, потому что тогда бы до меня дошло, какое же решение я на самом деле приняла, так что я приехала, как мы и договорились…
Она замолчала, казалось, до нее только сейчас дошло, что она была потенциальной шлюхой. А теперь и он об этом узнал.
— Но я все равно не смогла. Майя налила мне колы, и я протрезвела, пока была у нее, и я не осмелилась. Я подумала о том, что у меня могут забрать Эмму, если кто-то узнает. Мне из-за этого стало плохо, и я ушла. Но до этого она мне кое-что объяснила.
— Объяснила? Что именно?
— Она объяснила мне… Ну, как это происходит.
— Она показала вам нож?
Эва на секунду замолчала.
— Да, показала. Она сказала, что он необходим для того, чтобы напугать и предостеречь. Я лежала на кровати. Вот тут-то я по-настоящему испугалась, — произнесла она быстро. — Тогда я и решила, что пора уходить. Но я не понимаю, как вам удалось все это узнать, я вообще ничего не понимаю.
— И все же нож не помог? — предположил он.
— Нет, она… Эва осеклась.
— Что вы хотели сказать?
— Наверное, она была не настолько крутой.
— По всей квартире были ваши отпечатки пальцев, — продолжал он. — Даже, — сказал он медленно, — на телефоне. Куда вы звонили?
— Отпечатки пальцев?
Ее пальцы непроизвольно скрючились. А что, если они побывали у нее дома, пока она была в горах, что, если они открыли замок и рыскали тут со своими кисточками?
— Кому вы звонили, Эва?
— Никому. Но я хотела… позвонить Юстейну, — солгала она.
— Юстейну?
— Моему бывшему мужу. Отцу Эммы.
— И почему же не позвонили?
— Ну, просто передумала. Он меня бросил, и я решила ничего не клянчить. Я просто оделась и ушла. Я сказала Майе, что то, чем она занимается, опасно, но она только улыбнулась. Майя никогда никого не слушала.
— А почему вы не рассказали об этом, когда я приехал к вам в первый раз?
— Мне было стыдно. Понимаете, я действительно тогда думала, не стать ли мне шлюхой, и сама мысль о том, что кто-то об этом узнает, показалась мне непереносимой.
— Я никогда, ни одного дня за всю свою жизнь, не относился презрительно к проституткам, — сказал он просто.