Он был поражен и даже немного забеспокоился, когда я заговорил с ним по-испански, и потер нос, по форме напоминающий весло, пытаясь осознать, что же произошло, потом криво ухмыльнулся и сказал:
— Сан-Франциско. Вы разговариваете точно, как братья моей жены, сеньор Трес.
Пока я тщетно искал еду, которую предпочитает Роберт Джонсон, Пэппи рассказал мне про своих семерых сыновей и двух дочерей. Я узнал, что младшая только что прошла конфирмацию, а старший в настоящий момент служит в военно-воздушных силах.
Заплатив за два небольших мешка с продуктами, я заглянул в бумажник и почувствовал, что наступил момент отрезвления.
— Итак, что вы делаете в городе, сеньор Трес? — спросил Пэппи.
— Складывается впечатление, что ищу работу, — ответил я.
— Мне помощники за прилавком всегда нужны, — ухмыльнувшись, заявил Пэппи.
Я пообещал ему иметь это в виду.
Вернувшись домой, я нашел список наводок, данных мне Майей, и начал по ним звонить. Примерно через час я поговорил с дюжиной автоответчиков, одной секретаршей, которая так и не смогла произнести по буквам мое имя, зато была свободна в субботу вечером, и двумя менеджерами по персоналу, пообещавшими выбросить мое резюме в помойку, если я им его пришлю.
— Насколько я понял, вы имеете диплом о среднем юридическом образовании? — спросил меня последний потенциальный работодатель из списка, он закончил Беркли вместе с Майей.
— Не совсем.
— В таком случае, чем вы занимаетесь?
— Исследовательская работа, изучение данных, два языка, доктор философии по английскому языку, мастер боевых искусств, приятная во всех отношениях личность.
Я слышал, как он постукивает по столу кончиком карандаша.
— С какой целью вас наняла Майя — чтобы поговорить о литературе или сломать кому-нибудь обе руки?
— Вы будете удивлены, как мало людей умеют делать и то и другое.
— Хм-м-м. — Его энтузиазм как-то совсем не бил через край. — У вас есть лицензия частного детектива, выданная в штате Техас?
— Я работал на компанию «Терренс и Голдмен» неофициально.
— Понятно…
Его голос становился все дальше и тише, словно он отодвигался от трубки.
— Кажется, я еще не сказал, что работал барменом.
Чтобы доказать, что не вру, я начал излагать рецепт «Розовой белки», но к тому времени, когда добрался до сахара на ободке стакана, он повесил трубку.
Я заклеивал клейкой лентой дыру в стене и размышлял о своих ограниченных возможностях в получении работы, когда позвонил Карлон Макэфри из «Экспресс-ньюз».
— «Шилос», — сказал он. — В час. Ты платишь.
Когда я добрался к часу до маленького ресторанчика в центре города, где подают самые разные диковинки, он еще был забит бизнесменами, которые поглощали в огромных количествах пастрами [26] и особый ржаной хлеб. В воздухе висел такой густой аромат пряного мяса, что вполне можно было насытиться, только его вдыхая.
Карлон помахал мне от стойки. С тех пор как я его видел в прошлый раз, он прибавил, по меньшей мере, фунтов двадцать, но я сумел узнать его по галстуку. Он никогда не носил таких, в которых было меньше двенадцати разных цветов. Пастельных оттенков на сегодняшнем хватило бы, чтобы заново покрасить половину Вест-Сайда.
Он улыбнулся и подтолкнул по стойке в мою сторону толстый конверт из манильской бумаги.
— Когда люди-кроты начинают копать, они не отвлекаются на пустяки. Я получил все, даже кое-что из «Лайт». Мы унаследовали большую часть их архивных материалов, когда они прекратили свое существование.
Первым, что я вытащил, оказалась фотография моего отца, снятая в последний год кампании на пост шерифа. Его серые, хитрые глаза смотрели на меня из-под полей ковбойской шляпы, на лице застыло довольное выражение.
Я никогда не понимал, как можно, взглянув на фотографию вроде этой, проголосовать за то, чтобы изображенный на ней человек получил серьезный пост на государственной службе. Отец был похож на типичного клоуна, примерно из третьего класса школы, только старше и толще. Я легко мог представить, как он обрезает хвостики девчонкам ножницами из пенала или бросает шарики пережеванной бумаги учителю в спину.
К нам подошла официантка, обслуживающая посетителей около стойки. Я решил не заглядывать в меню и сразу заказать фирменный чизкейк, состоящий из трех слоев, каждый из которых по отдельности представлял собой лучший в мире чизкейк. Я ел его и просматривал содержимое конверта.
Мне попалось огромное количество заголовков о последнем крупном проекте моего отца — операции с участием нескольких отделов и агента, внедренного в организацию, занимавшуюся оборотом наркотиков, которую возглавлял Ги Уайт. Однако она оказалась самым дорогим провалом в истории полицейского управления округа Бехар. Судя по тому, что писали в статьях, дело против Уайта всего за несколько недель до убийства отца вышвырнули из суда, объявив провокацией преступления с целью его изобличения. Кроме того, отец заполучил много друзей на федеральном уровне, когда заявил журналистам, что ФБР все изгадило.
Еще я обнаружил серию «гостевых редакционных статей», написанных в «Лайт» другим большим поклонником моего отца, членом городского совета Фернандо Асанте. Он поносил отца за все подряд: от оскорбления органов правопорядка до дурного вкуса в одежде, однако по большей части сосредоточил свои силы на выступлениях шерифа против «Центра Трэвиса», проекта гостинично-туристического комплекса в юго-восточной части города. В 1985 году «Центр Трэвиса» являлся ключевой картой в первой кампании Асанте на пост мэра. Он утверждал, что благодаря новому комплексу туристические доллары начнут стекаться в бедные районы города, где по большей части живут латиноамериканцы. Мой отец отказывался поддержать проект, потому что его осуществление предполагало использование земли, принадлежавшей округу, но главным образом из-за того, что идея принадлежала Асанте.
Затем я наткнулся на отчет о результатах выборов осени 1985 года, до которых отец не дожил. Избиратели продемонстрировали здоровое чувство юмора, проголосовав против кандидатуры Асанте на пост мэра в соотношении пять к одному, но единодушно поддержали его инициативу по поводу «Центра Трэвиса». И вот теперь, спустя десять лет и бессчетное количество миллионов долларов, Асанте по-прежнему всего лишь советник, а строительство «Центра», наконец, подошло к концу. Я видел его из самолета во время последнего захода перед посадкой — огромное уродливое сооружение в форме луковицы, выкрашенное в розовый и красный цвета и располосовавшее холмы на окраине города, точно громадная кровавая рана.
В самом конце были собраны статьи, посвященные убийству, я увидел заголовки передовиц, преследовавшие меня в кошмарах, и целые страницы подробностей дела, прочитать которые мне так и не хватило мужества. Место преступления, расследование, поминальная служба — все в мельчайших деталях. В нескольких статьях речь шла про Рэндалла Холкомба, единственного кандидата на роль подозреваемого, чье возможное участие в деле публично обсуждало ФБР. Бывшего помощника шерифа Холкомба мой отец уволил за неподчинение в конце семидесятых, затем в 1980-м его арестовали за убийство и условно освободили из Хантсвилля за неделю до гибели отца. Очень удобно. Только вот, когда парни из ФБР его нашли через два месяца после смерти отца, бывший помощник шерифа лежал, скрючившись, в оленьей засидке в Бланко, с пулей между глаз. Очень неудобно.