Кроваво-красная текила | Страница: 18

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Мистер Уайт, — позвал я.

Уайт уже забыл обо мне и мило беседовал с кем-то про погоду в Вера-Крузе. Услышав меня, он оглянулся и убрал телефон от уха.

— Я хочу, чтобы вы меня поняли: если вы лжете, если вы убили моего отца, я собственными руками закопаю вас в вашем саду.

Он улыбнулся, как будто я поздравил его с днем рождения.

— Не сомневаюсь, что вы так и сделаете, мой мальчик. Доброго вам дня.

Он снова отвернулся, совершенно спокойно, и, направившись в глубь сада, заговорил со своим собеседником про плюсы и минусы владения недвижимостью в Мексике.

Эмери взглянул на меня и разок хохотнул, потом похлопал по спине, точно мы с ним старые друзья, и повел в сторону Белого Дома.

Глава 14

— Вот это мне нравится, — заявила моя мать.

Она пришла в мою квартиру около восьми часов, без Джесса, который остался смотреть матч с участием «Рейнджеров». Минут пять она рассуждала про «интересный спартанский вид» моего нового жилища, обрызгала все вокруг эфирным маслом, чтобы очистить ауру, и без особого энтузиазма принялась оглядываться по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы похвалить. Наконец она заметила мексиканскую статуэтку, которую мне подарила Лилиан.

В тот момент, когда мать взяла ее в руки, Роберт Джонсон зашипел и снова ретировался в чулан. Глядя на статуэтку и вспоминая свой последний разговор с Лилиан, мне захотелось сделать то же самое.

— Думаю, он хочет, чтобы ты ее забрала, — сказал я. — И, вообще, она больше подходит к твоему интерьеру.

Глаза матери хитро сверкнули, и она уронила статуэтку в огромную сумку из золотой парчи.

— Я расплачусь с тобой ужином, дорогой.

И мы отправились на угол Куин-Энн и Бродвея.

Печально, но факт — я прожил в Сан-Франциско много лет, ходил в Чайнатаун почти каждый день, но мне так и не удалось найти такую же потрясающе вкусную курицу с лимоном, какую готовят в «Хунг-Фонге». Майя Ли придушила бы меня за такие кощунственные слова, поскольку в данном состязании участвует и их семейный рецепт, но такова правда.

Ресторан увеличился в размерах в два раза с тех пор, как я побывал здесь в предыдущий раз, но уже совсем немолодая миссис Ким продолжала им управлять. Она приветствовала меня по имени, причем мне показалось, что ее нисколько не волновало то, что я не заходил к ним целых десять лет, и отвела нас за наш любимый столик под неоновыми американским и тайваньским флагами, обнимающимися на потолке. Был вечер вторника, народ уже в основном поужинал, и мы сидели в зале одни, если не считать двух больших семей в угловых кабинках и пары парней, похожих на солдат из учебной роты, перекусывающих у стойки. Через пять минут после того, как мы сделали заказ, скатерть уже было не видно под тарелками с горами еды.

— Тебе не кажется странным, что Лилиан уехала в Ларедо на следующий день после твоего приезда? — спросила моя мать.

Сегодня она оделась совсем просто: блестящее черное с золотом кимоно, под ним черный «боди» из хлопка. Всякий раз, когда она за чем-то тянулась, золотые и янтарные браслеты на запястьях цеплялись за крышки на блюдах, но ее это, судя по всему, нисколько не беспокоило.

— Ну, хорошо, — сказал я. — Мы немного повздорили. Это была не ссора.

И я рассказал ей про Дэна Шеффа, кусок дерьма из ада. Мать кивнула.

— Я помню его мать по «Яркой шали». — Она помахала в воздухе палочками для еды, словно прогоняя навязчивый образ. — Жуткая особа. Можешь не сомневаться, женщина, которую зовут Кэнди, [32] не в состоянии нормально воспитать ребенка. Так, что еще произошло?

— Больше ничего, — пожав плечами, ответил я.

Она нахмурилась:

— Выглядит как совсем неуважительная причина для того, чтобы уехать из города.

— Возможно, к этому имеет какое-то отношение Бо Карнау. У меня сложилось впечатление, что ему нравится, когда возникают стрессовые ситуации.

— А ты не отступай, — посоветовала мне она. — Так, давай-ка я погадаю тебе на чайных листьях.

На самом деле я пил пиво, но мою мать никогда не смущали такие мелочи, как точность. Она налила мне чаю, сама его выпила и перевернула чашку на салфетку. Я так до сих пор и не знаю, развлекается она таким способом, или у нее действительно имеется система, позволяющая извлечь какой-то смысл из того, что остается от разных напитков, но она принялась внимательно изучать коричневые чаинки, время от времени издавая глубокомысленное «Хм-м-м».

Солдатики около стойки оглянулись на нее, когда она занялась ворожбой, один что-то тихо сказал, и оба рассмеялись.

— Нехорошо, сынок, — произнесла моя мать своим самым убедительным цыганским голосом. — Листья обещают несчастье. Впереди трудные времена.

— Глубокое заявление, — проговорил я. — И, я бы сказал, неожиданное.

Она попыталась сделать обиженный вид.

— Можешь насмехаться, если не можешь без этого.

— Совсем не могу.

В конце ужина мать твердо заявила, что сегодня угощает она. Поскольку у меня осталась только мелочь и несколько совершенно бесполезных кредитных карточек, я не слишком активно с ней спорил. Парни около стойки заплатили и вышли на улицу вслед за нами.

Если ты достаточно долго занимаешься тайцзи, наступает момент, когда у тебя возникает ощущение, будто твои глаза и уши могут поворачиваться на триста шестьдесят градусов. Это чувство необходимо развивать, чтобы не получить удар по голове сзади в тот момент, когда ты сражаешься с противником, стоящим перед тобой, или чтобы сдвинуться на несколько дюймов в сторону и благодаря этому не напороться на меч врага. Все мои органы чувств переключились в это состояние в то самое мгновение, как мы вышли из ресторана, но я не испытывал ни малейшего беспокойства, пока мы не подошли к углу Куин-Энн.

Мать рассуждала о жалком состоянии искусства в Сан-Антонио. Два парня из ресторана шли за нами, но держались спокойно, шутили друг с другом и не особенно нами интересовались. Неоновые огни Бродвея уступили место темноте, когда мы оказались на моей улице. Парни перестали разговаривать, но завернули за угол вслед за нами. Не оглядываясь, я понял, что они ускорили шаг. Они находились примерно в двадцати пяти футах от нас. Мой дом — в конце квартала.

— Мама, продолжай идти и не останавливайся, — сказал я небрежно.

Она как раз начала вдохновенно возмущаться тем, что в центре города так мало галерей, и озадаченно взглянула на меня, но я не дал ей времени что-либо сказать. Вместо этого я развернулся на сто восемьдесят градусов и направился навстречу нашим новым друзьям.

Им совсем не понравилось, что я расстроил их замысел. Когда они увидели, что я иду к ним, они остановились, застигнутые врасплох моим незапланированным поведением. Обоим было лет двадцать пять, оба с квадратными, невыразительными лицами и короткими стрижками. Строение верхней части тел указывало на упорные занятия бодибилдингом. Парни изо всех сил старались казаться близнецами, только один был рыжим англо-американцем, а другой — латиноамериканцем с татуировкой на предплечье: орел, убивающий змею.