— Речь о Лилиан?
— Да.
Карлон колебался. О чем он думал — о Лилиан или синяке под глазом, который я поставил Бо Карнау? На самом деле мне было все равно.
— Ты обещаешь, что вся история, от начала и до конца, будет моей?
— Она твоя.
— И скажи, что это крупная рыба.
— Да.
Карлон потряс головой.
— И что заставляет меня тебе верить? Ведь я знаю, что ты снова оставишь меня в дураках.
— Только присущая тебе душевная щедрость.
— Дерьмо.
Вернувшись домой, я почувствовал себя ужасно одиноким. Мне даже не стало легче, когда Роберт Джонсон вступил в схватку с моими лодыжками; полпинты текилы тоже не помогли.
Я попытался выбросить из головы мысли о Кэнди Шефф и моем отце, но на смену им пришли воспоминания о Майе Ли. Я оглядел комнату, увидел места, где она стояла, ела миланский рождественский пирог или целовала меня. Она так торопилась, когда собирала вещи, что оставила кое-какую одежду в ванной комнате. Я аккуратно сложил ее на кухонной стойке.
«Интересно, где она сейчас, — подумал я. — Вернулась на работу, разговаривает с клиентом, ругает оператора вагона фуникулера [176] или обедает в «Гарибальди»?»
Половина моего сознания бесилась из-за того, что мне было не наплевать. Другая половина приходила в ярость потому, что я ничего не пытался предпринять. Объединившись, мои половинки решили, что пора уходить из дома.
Мой приятель у ворот «Доминиона» сделал неплохие выводы из моего прошлого визита. На сей раз он не забыл проверить список, прежде чем меня впустить.
— Б. Карнау, — сказал я. — К Шеффам.
— Да, сэр. — Наверное, ему не часто приходилось видеть здесь «Фольксвагены»-«жуки», потому что он нахмурился, глядя на мою машину. — В прошлый раз вы ехали к Багаталлинисам?
Я улыбнулся:
— Верно. Я многих здесь знаю.
Он кивнул, и его улыбка дрогнула, словно он опасался, что я могу его ударить.
Охранник посмотрел в свой блокнот и поднял на меня глаза, в которых сквозило глубокое огорчение.
— Да, но я не вижу…
Я щелкнул пальцами и сказал что-то по-испански, словно обругал себя. На самом деле я сказал, что мать охранника наверняка спаривалась с умственно отсталым пекари. Затем перешел на английский.
— Нет, приятель, меня записали под именем Гарза. Я забыл.
Охранник смотрел на меня, пытаясь понять, как я мог перейти от немецкого к испанскому в течение двадцати секунд. Я улыбнулся. У меня черные волосы, я говорю по-испански, кроме того, уже стемнело. Наверное, я прошел проверку. Он снова заглянул в список.
Очевидно, никто не позаботился вычеркнуть покойника из списка допущенных. Охранник облегченно вздохнул.
— Хорошо, мистер Гарза. Вам нужно проехать прямо полмили, потом сверните налево.
— Отлично.
Я выстрелил в него указательным пальцем. После чего надавил на газ, рассчитывая, что мой «Фольксваген» испортит настроение «Ягуару», стоявшему позади.
Не стану утверждать, что только жители Сан-Антонио обожают развлекаться. Гарретт говорит, что Марди-Гра [177] великолепен. Лилиан часто рассказывала мне о Таймс-сквер в канун Нового года. Однако в большинстве городов имеется один грандиозный праздник на каждое время года, но между ними жизнь там идет своим чередом. В Сан-Антонио тихими выдаются две недели в середине марта. Все остальное — сезон вечеринок.
Вечеринка Шеффов, пожалуй, была более стильной, чем большинство других, но на ней присутствовало такое же огромное количество гостей и творились такие же безумства. Можно сказать, что они пребывали в глубоком трауре по поводу своих погибших служащих — мистера Гарзы и мистера Мораги. Подъездную дорожку к особняку освещали яркие разноцветные фонарики, огромный стеклянный фронтон сиял золотом, изнутри доносились мелодии Боба Уиллса, [178] которые исполнял оркестр. Из входных дверей в огромный внутренний двор высыпала толпа разодетых гостей, они смеялись, много пили и планировали сексуальные эскапады — и я усомнился, что их дорогая одежда от известных модельеров выдержит такие испытания.
Наверное, я выделялся среди тех, кто собрался на вечеринку. Я надел свежую футболку и джинсы, но бутылка текилы была самой дорогой вещью в моей собственности. Гости Шеффов умолкали, когда я вошел через двор, и они видели выражение моего лица. Я миновал нескольких членов городского совета, парочку крупных бизнесменов и группу пожилых женщин, критиковавших наряды молодых девушек. Я узнавал людей из своей прошлой жизни, но никто со мной не здоровался.
Я обошел дом, поставил бутылку с текилой, взял мусорный бак и попал на кухню через дверь для прислуги. Здесь было полно официантов, барменов и другого персонала, занимающегося проведением вечеринок. Я принялся вытряхивать содержимое мусорных ведер в свой бак, и через некоторое время обратился к ближайшей группе по-испански.
— Дерьмо господне, невозможно поверить, сколько едят эти козлы! Рыбное жаркое уже почти закончилось, парни. Нужно принести еще пару галлонов.
За несколько минут я положил свежие мешки во все помойные ведра, заставил с удвоенной энергией работать поваров, выпекающих тортилью, и двинулся дальше — и никто не попытался выяснить, какого дьявола мне здесь нужно. Я похлопал какого-то официанта по спине и вручил ему свой мусорный бак.
— Последи за ним немного, — сказал я.
И выскользнул в коридор.
Я заглянул всего в три двери и нашел то, что искал. Кэнди разложила на постели груду платьев, на туалетном столике у дальней стены стояло множество баночек с кремами и прочей ерундой. Комнату пропитал застарелый запах ароматических земляничных смесей. В углу, на письменном столе красного дерева меня поджидал портативный компьютер.
Помощь Паука Джона мне здесь не потребовалась. Никакой защиты. Несмотря на выпитую текилу, у меня ушло всего десять минут, чтобы справиться со своей задачей, после чего я вернулся на кухню и снова вошел в дом через главный вход.
Дэна нигде не было видно, но на одном из верхних балконов над гостиной Кэнди Шефф смеялась какой-то шутке мэра. Сегодня ее светлые волосы сияли еще больше, но макияж выглядел бы гораздо привлекательнее, если бы я смотрел на нее в трехмерных очках. Кэнди надела на свою вечеринку черное платье с блестками, видимо, рассчитывала, что оно сделает ее привлекательней, однако результат получился совсем не тот, на который она надеялась: возникало ощущение, будто ее угловатое тело собрано из деталей детского конструктора.