Уже совсем стемнело, когда мимо промчался вишнево-красный «Мустанг» Шеффов и притормозил в четверти мили дальше по дороге, рядом со старыми погрузочными эстакадами. Я не сумел как следует разглядеть водителя, когда он вышел из машины, открыл ворота, вернулся в «Мустанг» и заехал внутрь.
Я уже собрался вернуться в «Альбертсоне» и позвонить по телефону-автомату, когда заметил ящик рядом с коробкой передач. Никаких шансов, подумал я. И все же я его открыл и обнаружил страшную тайну яппи. Если бы настоящие ковбои узнали, они бы его засмеяли. Я почувствовал, что против воли начинаю любить Джесса. Вытащив сотовый телефон, я набрал номер Ральфа.
Он почти сразу взял трубку.
— «Анни, бери свой пистолет». [189]
Несколько мгновений Ральф молчал.
— Десять минут, — наконец ответил он и повесил трубку.
Ровно через одиннадцать минут красно-коричневая подлодка остановилась возле грузовичка. Ральф подошел к «Форду» и заглянул в кабину.
— Отличные колеса, вакеро. [190] Все еще жуешь «Ред Мен»? [191]
— Стойка для ружей не влезает в «Фольксваген».
— Это точно.
Ральф был в рабочей одежде — джинсы и свободная черная рубашка, не заправленная в брюки. Мне не требовалось спрашивать, что у него под рубашкой. Я показал на красный «Мустанг» впереди — темный пустой автомобиль стоял за металлической оградой. Ральф кивнул.
— Встретимся там, — сказал он и исчез.
К тому моменту, когда я вылез из грузовичка и добрался вдоль ограды до ворот, Ральф уже сидел на корточках в зарослях дикого кориандра. В одной руке он держал опасную бритву, в другой — четыре вырезанных ниппеля. Он показал их мне, улыбнулся и швырнул через ограду.
Некоторое время мы наблюдали за старым заводом — заросший сорняками участок погрузки, бункеры для хранения извести, грязные окна с разбитыми стеклами. Все вокруг застыло, двигались лишь светлячки. Сегодня они были повсюду, вспыхивали и гасли в кустарнике у ограды, словно испорченные рождественские огоньки.
Ральф подтолкнул меня локтем, и мы посмотрели на желтый конус света, направленный вниз с крыши, вдоль правой стороны одной из огромных дымовых труб и освещавший ступени металлической лестницы, которая вела к узкому мостику, расположенному как раз под красным «О» в АЛАМО. Неожиданно свет погас.
Я услышал, как сглотнул Ральф.
— Там, где висит надпись, находится небольшая мастерская, — сказал он. — Если я не ошибаюсь.
Мне показалось, что Ральф хотел сказать что-то еще. Я почти ничего не видел в темноте, но мог бы поклясться, что он побледнел.
— Ральфи?
— Высота, друг. Я не переношу высоты.
В его голосе появились испуганные нотки — при других обстоятельствах я бы нашел их забавными, — вроде как Ральф подражал человеку, который сильно напуган. Но смеяться над фобиями друзей нельзя. Во всяком случае, когда твой друг держит в руке опасную бритву.
— Ладно, — ответил я. — Будем решать проблемы по мере их поступления.
— Дерьмо, vato, я не думаю…
— Забудь, Ральфи. Кстати, там есть запертые ворота?
Ральф показал мне маленькие, но жутко острые кусачки. На его лицо медленно возвращалась улыбка.
— Больше нет, vato.
Через несколько минут мы пересекли рельсы в тени одной из заводских стен. Повсюду валялись засохшие сгустки цемента, старые железнодорожные шпалы, куски металла, земля почти полностью заросла полынью — не самые лучшие условия для того, чтобы бесшумно передвигаться в темноте. Теперь пришел мой черед смутиться. Когда я споткнулся во второй раз, Ральф едва успел схватить меня за рубашку, иначе я бы сполз головой вниз в карьер. Шум падающего гравия эхом отразился от здания, словно гром овации. Мы замерли на месте. Никаких звуков, полная темнота наверху.
К Ральфу вернулись детские воспоминания. Он нашел серию металлических дверей возле боковой части здания, которые были широко распахнуты. Слабый лунный свет освещал площадку, расположенную над первыми ступеньками винтовой лестницы. Мы вошли.
— Лестница ведет на крышу, — сказал Ральф. — Кажется, я припоминаю… да, они решили сохранить дымовые трубы для ресторана или чего-то другого. Там можно спрятать все, что пожелаешь, пройдет много времени, прежде чем кому-то из рабочих придет в голову туда заглянуть.
Я посмотрел на шаткую лестницу.
— Как ты, сможешь? — прошептал я.
— Не спрашивай, vato. Начинай подниматься.
На каждый наш следующий шаг лестница издавала скрип и стоны, которые эхом разносились во все стороны. Очевидно, здание состояло из одного огромного помещения, все перегородки которого разобрали после того, как завод закрыли. Я перестал считать ступени, когда дошел до сотни. Я перестал считать исчезнувшие болты, которые должны были фиксировать лестницу у стены, когда понял, что их вообще нет. Больше я ничего не хотел знать.
Каким-то образом Ральф умудрялся следовать за мной. Мне показалось, что прошла тысяча лет, когда мы подошли к двери, выходящей на крышу. Я выбрался наверх и тут же прижался к стене, чтобы мое тело не выделялось силуэтом на фоне неба. Ральф подполз ко мне и сел рядом, тяжело дыша.
— Я не встану, — сказал он. — Без вариантов.
Перед нами открылся великолепный вид — в темноте Олмос-Бейсин на юге змеились огни автострады Макалистер, плавно переходившие в туманное сияние небоскребов в центре. Все здания были подсвечены золотом, за исключением совершенно белой Башни Америк, иголке в стоге сена, из пословицы. В противоположном направлении, по всей Петле 410 вытянулась блестящая дуга отелей, универмагов и многоквартирных комплексов, окружавших Норт-Сайд — «Петляндия», как не слишком благозвучно называли это место. Дальше высилась темная гряда Балконного Откоса, над которым клубились грозовые тучи. На Ральфа эта красота не произвела ни малейшего впечатления. Он не шевелился на своем месте и тихо ругался по-испански.
После того как мы некоторое время посидели в темноте, нам удалось разглядеть залитую лунным светом крышу. Несколькими ярдами южнее гудрон просел, и после недавнего ливня там образовалось целое озеро дождевой воды. За прошедшие с тех пор солнечные дни она частично испарилась, но на крыше осталось достаточно влаги, чтобы мы сумели увидеть цепочку следов — к краю прошел, по меньшей мере, один человек. Дальше находился старый узкий стальной мостик, который протянулся в пустоте на тридцать ярдов и доходил до лестницы на боку дымовой трубы. Примерно на один этаж выше лестница заканчивалась возле напоминающей люк подводной лодки овальной двери, она была приоткрыта, и наружу просачивался свет.