Эля осталась одна и походила по квартире, пытаясь представить себя в другом месте, в другом городе, под другой фамилией, не Матюшина, а Никифорова. Это была фамилия Гоши. Или лучше оставить прежнюю фамилию, чтобы они с Машкой были семьей? Тогда другой ребеночек будет Никифоров.
О другом ребеночке Эля еще даже не сказала Гоше, не успела.
Когда он звонил и спрашивал, как идут дела, Эля отвечала будничным голосом, что все хорошо. Она совсем не умела рассказывать по телефону какие-то личные, интимные подробности, и вообще телефоны не любила. Она представляла, как Гоша приедет, примет ванну, сядет в кухне за стол, она его покормит и скажет:
– Гош, я беременна.
Он закашляется от радости, задохнется от восторга и встанет перед ней на колени, как перед божеством. И она наконец поверит, что мужчина тоже может хотеть, ждать и любить ребенка.
Эля полезла в холодильник и открыла йогурт. Пусть малыш получает все самое лучшее, пусть растет.
Зазвонил телефон, она промокнула губы салфеткой и ответила:
– Да? Да, Гошенька, я встречалась с риелтором сегодня, да, выставила. Нет, не волнуйся, срочно. Конечно.
Голос у любимого был строгий, не как обычно. Но Эля понимала: телефон не располагает к душевному теплу. И потом, у него там дела, он нервничает, нашел хорошую недорогую квартиру, старается для них с Машкой и для новенького малыша. Эля улыбнулась. Все будет хорошо.
Элеонора доела йогурт и пошла в детский сад.
Вечером, доставив соседских мальчишек на четвертый этаж, Элеонора решилась сказать Веронике, что они переезжают в другой город.
Подруга смотрела с недоверием:
– Как уезжаешь? Зачем?
– Гоша хочет, – не очень убедительно объяснила Эля.
– Элька, ты же его почти не знаешь. Почему ты туда? Почему не он сюда?
– Ника, он же мужчина, у него там свое дело. А я везде устроюсь на работу, мне все равно, где стричь.
Ника взяла себя в руки. Действительно, что она лезет в чужую жизнь, в своей разобраться не может.
Эля тоже замолчала: она ведь не выносит ее Гришку, но это не мешает Нике растить детей и получать от жизни удовольствие. И Гоша совсем не обязан Нике нравиться. Они и виделись только на дне рождения Элеоноры – разве можно узнать человека за три часа?
Но настроение пропало.
– Ладно, мы пошли, пока, – простилась она с Вероникой, и они с Машкой ушли к себе.
Машка наотрез отказывалась переезжать в другой город, топала ногами, кричала:
– Не поеду к этому дядьке жить! – и упрямо поджимала губы.
Эля прижимала дочь к себе, шептала ей ласковые слова в макушку и утешала ими скорее себя, чем Машку:
– Он хороший, он старается для нас. Будет тебя на велосипеде катать, в парк, на выставку водить, от мальчишек защищать. Он же мужчина.
Это магическое слово, бывшее много лет под запретом, проросло в сердце Гошиным именем. Ледяная глыба на сердце просела и стала пористой, доживая последние дни, и Эля была уверена, что, если сейчас отключить подачу тепла, сердце не выдержит и остановится.
* * *
Шел дождь. На месте моей «Оки» стоял чей-то «фольксваген». Пришлось пристраивать машину в другом месте и под дождем бежать в офис.
Оказалось, мое парковочное место занял стажер, симпатичный парень по имени Иван. Он сидел за компьютером, увидев меня, улыбнулся и спросил, что нужно делать. Я удивленно вскинула брови:
– А я откуда знаю, что тебе делать?
– Шеф сказал, что вы мой начальник.
– Еще бы он и мне об этом сказал, – заворчала я, но вовремя заткнулась, вспомнив, что на работу опоздала.
Чтобы Иван не надоедал мне глупыми вопросами, я положила перед ним первый и последний номера журнала «Маклер» со словами:
– Анализируй цены по разделам. Сколько стоила сотка земли в центре города в начале года, сколько сейчас, ну и так далее. Строй график.
Иван кивнул и с умным видом уткнулся в журнал.
Нейтрализовав Ивана, я села к компьютеру и составила объявление о продаже квартиры Элеоноры Матюшиной. Потом передала его секретарше Вальке. Рассылками объявлений по агентствам занималась она. Объявление выйдет только через несколько дней, до этого времени нужно запустить расклейку.
Объявления для расклейки я повезла сама, не доверяя это дело нашей задерганной шефом Валентине.
Оплатив расклейку объявлений, вернулась к машине, щелкнула пультом сигнализации и потянула дверцу. Окулька завыла, как потерпевшая. Еще не осознав до конца весь ужас случившегося, я щелкала пультом, он не срабатывал, машина выла, замки не открывались.
Я стояла возле рынка и растерянно оглядывалась по сторонам, каждую минуту ожидая, что появятся стражи порядка и попытаются уличить меня в угоне. Вокруг меня образовался кружок зевак и сочувствующих. Стали поступать дельные предложения и советы.
– Девушка, вы отключите сигнализацию сначала, а потом попробуйте замки.
– Нет, так ничего не получится, надо одновременно открывать замок и щелкать пультом.
– Что-то заклинило в электронике.
– Дождь влияет, точно.
На глазах у меня выступили слезы. «Ока» подвывала теперь с перерывами. Тут кто-то за спиной сказал:
– Я знаю человека, который откроет.
Я обернулась на голос. Позади меня стоял тощий парень лет четырнадцати в толстовке и дрожал как лист на ветру.
– Кто откроет?
– А сколько дашь?
– Сотни хватит?
– Давай.
Я вытащила сотню. Парень потянулся к ней, но я проявила бдительность:
– Нет, сначала скажи, кто откроет машину.
– На рынке токарь ключи делает, он бывший домушник. Он все умеет открывать.
Я обрадовалась, будто мне дали адрес бесхозной нефтяной скважины.
Мужичок за токарным станком был очень живописным. В бандане, с наколками на всех пальцах. У него были убеждения, и это бросалось в глаза. Чужие убеждения я привыкла уважать, поэтому вежливо поздоровалась, а потом изложила суть проблемы. Мужичок улыбнулся:
– Это можно, почему ж не помочь красивой молодой женщине. Замужем? – зачем-то поинтересовался он.
– Конечно, – с достоинством ответила я.
– Недавно, что ли, выскочила?
– Да, недавно, а как вы догадались? – поразилась я его проницательности.
– Гладкая еще, не общипанная курица.
Я рассмеялась. Мужичок положил в карман какую-то проволоку, и мы отправились выручать мою окульку, которая продолжала завывать и подмигивать габаритными огнями, как от нервного тика.