— Щас дрова опять возьмутся, и дым пройдет, — успокаивающе заверил Сашко. — Ты не журись, бать, — коли враг будет рядом, мы так костер палить не станем. А щас же врага нету!
Антон хотел было сообщить юному балбесу, что настоящий враг тем и хорош, что никогда не знаешь, рядом он или где, а потому необходимо постоянно ждать его в самом неподходящем месте и держать уши торчком. Однако, взвесив все «за» и «против», не счел нужным вступать в полемику. Они впервые оказались с казачатами вне станицы, что называется, от общества отбились. Поэтому ребятишки, до сего момента покидавшие Литовскую лишь в составе многочисленных нарядов, не успели откорректировать модель поведения, их беспечность вполне оправданна. В этой связи чрезмерная забота «батьки» об их безопасности может быть истолкована не то чтобы необъективно, а вовсе даже превратно. Чего доброго, подумают, что «батька» трусит, поди потом разубеди. Ничего, пусть порезвятся — надо будет как-нибудь потом отдельно преподать им сокращенный курс выживания…
Мальчишки трапезничали, как троглодиты: жадно хватали куски вареного мяса, соленые огурцы, сваренные вкрутую яйца, ломали испеченный накануне вечером хлеб, обжигаясь и пачкая рты, лупили полусырую картошку, запивая все это безобразие холодным молоком и оживленно галдя. Антон с удовольствием наблюдал за ними, не спеша пережевывая свою порцию и ожидая, когда пропекутся нижние картофелины, защищенные от разрушительного пламени.
Костер создавал ощущение уюта и какого-то особого комфорта: казалось, промозглая сырость, смирившись с изобретательностью людей, отступила, вытесненная за пределы невидимого круга жарким дыханием умиравшего в огне благородного дерева. Хотелось блаженно жмуриться и сидеть вот так бесконечно, забыв обо всех проблемах этого несовершенного мира. Мальчишкам вон все нипочем — плевать, что граница под носом, супостат может в любой момент пожаловать непрошен. Эх, юность беззаботная, до чего же ты прекрасна!
И вообще все было бы совсем хорошо, если бы не бдительный Колян. Товарищ, конечно, местами свой, но тем не менее принадлежность имеет к органам правоохраны, с которыми отношения у Антона как-то не сложились. В этом аспекте коляновская бдительность совсем неуместна, а где-то даже чревата. «Притертый», например — черт, как же его зовут-то? — на такие нюансы внимания не обращал. Казак — друг, надежда и опора. Постулат выверен суровой обстановкой и временем, обсуждению не подлежит. Какие могут быть нюансы? Как он, этот казачина, организует свою личную жизнь, никого не волнует, лишь бы в трудный час оказался в нужном месте и подставил крепкое плечо с вечным синяком от приклада.
А Колян вот озаботился. Кто его знает, что у этого типка на уме? Из райцентра рукой подать до штаба Объединенной группировки, куда Колян как начальство обязан еженедельно наведываться на совещания. А в штабе, между прочим, имеются все необходимые средства коммуникации с внешним миром — вплоть до локальной сети МВД и ФСБ. Если Колян окажется дотошным сверх меры и начнет наводить справки, вполне может получиться некоторая неудобственность. Это ведь пара пустяков: воссоздать по свежей памяти фоторобот, снабдить его указанием примет и запулить по сети в центр. А времени-то прошло с момента известных событий не так уж и много — вряд ли вымарали из анналов соответствующую информацию. То-то удивится Колян, когда узнает через недельку, что литовский энша вовсе не казачина природный — потомственный, а бывший офицер спецназа Внутренних войск — боевая кличка Сыч, который в свое время был взят под стражу как военный преступник, бежал из следственного изолятора и определенный период числился во всероссийском розыске.
«Не подвело чутье старого волка! — вот так, наверно, он воскликнет, получив ответ на свой запрос. И при этом оживленно потрет влажные ладошки, почмокает радостно толстыми губами. — С ходу вычислил бандюгу, влет, что называется! Только глянул, и — нате! А ну — медальку мне какую-никакую, а то и орденок сразу…»
Но еще больше, пожалуй, потрясет Коляна тот факт, что Сыч этот пресловутый, как ни странно, непреднамеренно сдвинул лыжи еще аж в 1996 году. Иными словами, погиб при невыясненных обстоятельствах, чему имеются исчерпывающие доказательства. А это, согласитесь, уже нонсенс, это совсем из рук вон: у покойников как-то не принято заготавливать дрова и работать на полставки энша у казаков. Такие вещи запоминаются. Люди вообще долго помнят встречи с призраками, коль скоро таковые вообще случаются в природе…
Сашко, утолив первый голод, решил воздать должное разбирающему его любопытству: вскарабкался на штабель, у которого горел костер, залег и принялся наблюдать за расположившимися возле брода омоновцами. Поерзав с минуту, он покинул свой наблюдательный пункт, ловко ухватил из-под носа мечтательно таращившегося в огонь Серьги кусок мяса и деловито попросил Антона:
— Бать, разреши карабин твой? Гляну, чо там они.
— И чего ты там собираешься рассмотреть? — хмыкнул Антон. — Коньяк с шашлыком да пьяные рожи?
— Ну чо те — жалко? — вскинулся Сашко. — Ты не боись — я руки вытру, — и тотчас же, запихав в рот кусок мяса, принялся вытирать руки о штаны.
— Ладно, — смилостивился Антон. — Только прицел не крути — настроен.
Сашко сграбастал карабин вместе с фуфайкой, опять залез на штабель и принялся елозить, прикладываясь к прицелу.
— Ты бы накинул фуфайку, — бросил Антрн. — Студено, поди, в душегрее, — и, спохватившись, уточнил:
— Бленда?
— А чо — бленда? — не понял Сашко.
— Через плечо! — буркнул наставник. — Три «чо» за последние пять минут! А ну, сдвинь бленду, и — «что».
— Что-что-что… — без эмоций забубнил Сашко, сдвигая бленду и вновь приникая к окуляру.
— А ты говорил, что бленда нужна, чтобы солнце на прицеле не бликовало, — рассудительно заметил Серьга. — А сейчас солнца нету. Зачем тогда бленда?
— Чтобы навык вырабатывался, — пояснил Антон. — Чтобы закреплялся механизм поведения. Хочешь скрытно наблюдать за кем-то, обеспечь себе маскировку. Конечно, тучи заволокли небо, солнцем и не пахнет. Но представь себе, вдруг среди туч на краткий миг мелькнет лучик — и по странной случайности отразится от твоей линзы и выдаст тебя врагу. Или даже не лучик, а какой-нибудь некстати образовавшийся просвет — тоже вполне достаточно для блика. Нужно учитывать буквально все!
— Как складно сказал! — бесхитростно восхитился Серьга, переварив услышанное. — Мне бы так научиться…
— А вона еще кто-то прется, — доложил со штабеля Сашко. — «Санитарка» с крестом.
— Из райцентра? — уточнил Антон.
— Не-а, по чеченской стороне, — Сашко осуждающе хмыкнул. — От каличные! Никак через брод хотят ломить?
— Ну-ка, ну-ка… — Антон взобрался на штабель, прилег рядом со старшим приемышем, на правах сильного потеснив его на фуфайке. Действительно, по-над обрывом в сторону брода перемещался «УАЗ-452» защитного цвета, в армейской среде именуемый «таблеткой». Невооруженным взглядом можно было различить яркий крест на борту — как будто специально подкрасили для пущей убедительности.