Так, играя в слова, я добрался до автостоянки. У меня хватило ума по пути накинуть плащ на свои аксельбанты и оторвать от греха подальше бороду швейцара-шофера из «Интуриста».
На этот раз стоянку охранял давешний парень, перед которым я разыгрывал немца. Увидев мой «мерседес», он, очевидно, припомнил щедрые чаевые и припустился ко мне.
– Гутен таг! – сказал он гордо. Как видно, несколько немецких слов он выучил специально для меня. Услужливый юноша.
– Гутен абенд, – меланхолично ответил я, поглядывая на часы: по времени выходил точно абенд – вечер. Тем не менее я вознаградил начинающего полиглота несколькими баксами сверх нормы и дойчмарками – по прейскуранту. Парень просиял.
– Данке шон! – торжественно произнес он еще одну заученную фразу.
– Битте. – Я пожал плечами и, подумав, отстегнул ему еще пятерку. Пусть хорошенько усвоит, что знание языков – к деньгам. Авось хоть это открытие станет для парня жизненным стимулом: он запишется на курсы, втянется, начнет читать и, чем черт не шутит, найдет свою стезю. Например, уйдет в Большой Рэкет. Там, по слухам, теперь за знание языков тоже стали приплачивать своим бойцам…
Я доехал до чудо-телефона, когда уже совсем стемнело. Предосторожности ради я не подошел сразу к автомату, а сперва прогулялся вокруг, отслеживая возможную засаду. Вдруг «ИВЕ» за это время уже удалось просчитать мой фокус и вычислить заветного летучего голландца? Если долго мучиться…
Ладно. Будем считать, что рекогносцировка произведена. Я нащупал в кармане лаковую поверхность визитки, при тусклом свете дальнего фонаря прочел цифры и набрал первый из номеров. Еще днем я сообразил, что если на дискете и впрямь данные о депутатах Думы, на корню купленных «ИВОЙ», то мне обязательно понадобится помощь именно ЭТОГО человека. Я не был, конечно, уверен, что и ЭТОТ телефон окажется под контролем: с его хозяином мы виделись один раз, хотя и при драматических обстоятельствах. Но все равно пусть будет спокойнее и ему, и мне.
Пошли длинные гудки, а затем трубку сняли.
– Алло, – произнес я в трубку.
– Здравствуйте, – сказал веселый голос. – Это квартира журналиста Дмитрия Баранова, но хозяина нет дома. С вами говорит автоответчик. У меня сегодня деловая… – Дима Баранов на пленке чуть заметно хмыкнул, – деловая встреча, и вернусь я поздно. Если хотите, звоните мне завтра, но чур – не раньше двенадцати дня. Буду отсыпаться. А хотите – оставьте сообщение после этого гудка… – Пошел писклявый гудок, и я повесил трубку.
Оставлять сообщение мне не хотелось. Сам я обожал пользоваться автоответчиком, но, звоня другим, старался, по возможности, не доверять свой голос пленке. Слово – не воробей, вылетит – и тебя поймают.
Что же, завтра – значит, завтра. До конца срока, который я дал «ИВЕ», еще остается время. К тому же для серьезных расследований на сегодня я уже не годен. Слишком много всего за день: Гошины похороны, трупы в склепе, диверсия в аэропорту и похищение по-американски. Программа для многосерийного боевика. Сейчас надо выпить чаю, поглядеть новости на сон грядущий – и баиньки. Желательно в компании, но даже не обязательно. За сегодня я так вымотался, что в спектакле для двоих я смог бы сыграть отнюдь не Гамлета. Третий могильщик для меня – это потолок. К тому же у Шекспира их вроде бы только два и было. Третий – как всегда лишний. Последнее рассуждение вновь навело меня на мысль о преимуществах Стивена Макдональда перед Яковом Штерном и о том, что Жанна Сергеевна…
Я помотал головой, оттесняя Отелло подальше. Предстояло сделать еще один звонок. Я достал из кармана хитрую коробочку, благодаря которой переключал своего друга-автоответчика на прослушивание. Набрав свой номер, дождался включения механизма автоответа и послал звуковой код. Машинка сработала. Послышался долгий шелест пленки, отматываемой назад. Очевидно, за минувшие дни накопилось немало самых-самых срочных сообщений. Ага! Я послал своему автоответчику еще один кодовый сигнал. Пошла запись.
Первый из звонков был сделан, по всей видимости, еще дня три назад. Уже надоевший гугнявый голос в который раз посоветовал мне мотать на историческую родину, пока еще выпускают. А потом мы закроем вокзалы и аэропорты и передавим вас, как клопов, – заключил он с удовольствием. Скорее всего, это был безобидный маньяк, который находил нехорошие фамилии в телефонном справочнике и таким образом развлекался. В жизни этот ублюдок наверняка если и давил кого-то, так именно клопов. А в мечтах… О-о-о! Я знавал таких типов: когда я учился в школе, один такой, двумя классами старше, подстраивал мне мелкие гадости. На крупные не решался. Может, это он и есть? Нет, навряд ли – голос слишком молодой. А тот, из моей школы, сейчас уже наверняка примерный отец семейства, работает на двух работах и голосует за Иринархова. Потому что однажды купил, дурак, несколько акций «ИВЫ».
Пока я придумывал биографию этому давнишнем подонку, пошла запись следующего звонка. Унылый голос оргсекретаря соревнований по стрельбе на кубок Москвы напомнил мне, что я включен в команду и соревнования состоятся… Гм. Я присвистнул. Уже состоялись, конечно. Что же я, интересно, делал в этот день? События последних дней сплелись для меня в одно большое батальное полотно, и я подчас терял грань между вчера и сегодня… Впрочем, вспомнил. В тот день я участвовал в другом состязании по стрельбе. Дело происходило в спорткомплексе «Олимпиец». Я был движущейся мишенью, но стрелки промахнулись и все умерли. В том числе и элегантный Петр Петрович со своим таинственным доппелем на устах. Задали они мне задачку…
– Але, дорогой, – послышался уже новый голос, и я узнал мою первую любовь Иру Ручьеву. – Яшка, это настоящая трагедия… – Ручьева была явно взволнована. Очевидно, моя бывшая школьная симпатия звонила мне в тот же вечер, когда произошло убийство прокурора Саблина. Никогда бы не подумал, что Ира когда-нибудь станет воспринимать чужую драму как свое личное горе. Как хорошо, что люди могут меняться к лучшему. Пусть даже и с возрастом. – Просто кошмарная трагедия, – повторила между тем Ира прерывающимся голосом. – Наш Артем Иванович слег после всего с сильнейшим гипертоническим кризом. Представляешь, после этой ужасной катастрофы на сцене не осталось ни одного целого пегаса. Ни одного из тридцати! Реставрации у нас они не поддаются, автор в Америке, приезд его стоит кучу денег. Пришлось просто снимать с репертуара «Аленький цветочек». Каково?
Да уж, отметил я с грустью. Похоже, я несколько поторопился похвалить мадам Ручьеву. Ни черта она не переменилась с возрастом. Испорченный реквизит в ЕЕ театре ей дороже, чем какой-то совершенно, посторонний погибший Генпрокурор. Подозреваю, что она даже злилась на него: за то, что Саблин имел неосторожность подставить свою шею под острое крыло одного из пегасов – а не бросился ловить на лету гениальные творения маэстро Оскара Шайзе. Дабы эти стальные лошадки-убийцы, не приведи Бог, не поломали свои нежные крылышки.
Ира в трубке тем временем продолжала свой взволнованный монолог. Для таких людей, как она, автоответчик словно специально и изобретен: можно говорить в свое удовольствие и никого не слушать.