Я вообразила на минуту, как я с кинжалом набрасываюсь на автора «Дяди Степы», и мне сразу стало смешно. Если уж убивать кого-то вроде местного Коцебу, то на эту роль больше всего подходит главный редактор «Свободной газеты» Витюша Морозов. Вот уж Коцебу так Коцебу! Три шага вперед, два направо… и ствол пистолета упирается в бледный лоб бывшего демократа Витюши. Я нажимаю на спуск и… Тут я передумала. Даже Витюшу убивать не стоило бы. Если уж брать грех на душу, то только ради Одного Дела.
Я доела пирожное. Ближе к концу крем оказался не таким уж приторным. Почти как на Таганке.
Шарлотта Кордэ – дело другое. Большевистский упырь Марат для меня фигура куда более страшная. От него, кстати, была прямая дорога к товарищу Сталину. Марат ведь выпускал газету под названием «Друг народа». Другом был он сам. Ну, а помимо друзей, у народа, само собой, были враги. Враги народа – это пошло как раз от товарища Марата. Я подумала о парадоксах истории: от Марата к товарищу Сталину, а потом к Этому Господину. Вот ему-то уж точно бы не помешала своя Шарлотта Кордэ. Я с ходу нарисовала себе такую картинку: Этот Господин сидит в ванне. Появляется Лера Старосельская с остро наточенным кинжалом. Умри, тиран! – восклицает Лера и вонзает кинжал по самую рукоятку. Куда, кстати, вонзает? Из пистолета-то как раз без вариантов: только в голову, потому что наверняка он носит бронежилет. А тут растеряешься, куда же вонзить? Или, может быть, он и в ванне сидит в бронежилете? Я фыркнула, представив себе такой кадр. Нет, по крайней мере в бане он ходит без бронежилета, налегке. Известный французский писатель Изюмов в своей бессмертной брошюре описал уже сцену посещения бани Этим Господином, когда тот еще был простым кандидатом в президенты. Помню, читать это было даже довольно забавно. Как там у него? Впереди идут голые телохранители с автоматами наперевес, позади другие телохранители, тоже голые, несут шайки и резиновые тапочки. Описывая эту сцену, писатель Изюмов, помнится, сосредоточивался не на Этом Господине, а в основном на этих голых телохранителях. Ну-с, у кого чего болит…
Я разложила завтрашний балахон на столе и включила утюг. Глажение меня всегда успокаивало. Если бы не моя миссия, работала бы я в какой-нибудь прачечной на Большой Якиманке.
Утюг быстро нагрелся, и я поплевала на него. Утюг возмущенно зашипел, как горячие камушки в русской бане, если их хорошенько окатить ледяной водой.
Не строй иллюзий, сказала я себе. В одной бане с Этим Господином тебе, Лера, не бывать, да и противно больно убивать его потного, мыльного и мокрого.
Завтра в театре все будет красиво и торжественно.
Только бы не промахнуться.
– Что-то не пойму я вас, многоуважаемая Елена Сергеевна, – сказал я, по возможности стараясь не разозлиться и не расплескать своего чудного настроения. – Вам что, новая ваша зарплата не нравится? Так ведь это только пока. Уверяю вас, через месяц-другой такой обозреватель, как вы, будет получать еще в полтора раза больше…
– Нет, – сказала мне эта маленькая белобрысая дрянь. – Зарплата мне как раз нравится.
– Что же вам не по душе? – спросил я, глядя как бы поверх ее головы. Пигалица эта утонула в кресле и тоже смотрела не на меня, а прямо перед собой.
– Все остальное, – ответила мне белобрысая и тут поглядела прямо мне в лицо, так что я не успел увести свой взгляд куда-нибудь в область полок и портретов. Губы Елены Сергеевны были плотно сжаты, глаза горели тихим вызовом. Пригрели змейку в родном коллективе, подумал я, а вслух заметил с некоей отеческой укоризной:
– Ну, а конкретнее?
– Да хотя бы вот это! – Она ткнула своим пальчиком в оттиск первой полосы, который лежал на моем столе и край которого свешивался со стола вниз.
– В чем дело? – искренне удивился я. – Вам нравится Лера? Эта фанатичка? Эта террористка? И это в те дни, когда наша страна прилагает все силы…
– …для достижения национального согласия, когда сам господин Президент не жалеет своей энергии… и так далее, – мигом продолжила Елена Сергеевна. – Спасибо, я это уже читала. Дело ведь не в ней. Дело в том, что мы стали плясать под чужую дудку. И сделали это, многоуважаемый Виктор Ноевич, быстро, глупо и некрасиво.
Нет, вы только послушайте ее! А что я должен был сделать? Сказать Митрофанову нет и потом распустить всю редакцию, потому что нас иначе бы так или так прикрыли?
– А вы что предлагаете, драгоценнейшая Елена Сергеевна, – поинтересовался я с хорошей долей сарказма в голосе. – Что-то я не слышу альтернативных вариантов?
– Каких там вариантов, – грустно сказала Елена Сергеевна, и мне почудилось на секунду, будто ей действительно почему-то меня жаль. – Вы ведь уже определились, Виктор Ноевич. Вы, наверное, сделали свой выбор еще задолго до того, как я пришла в редакцию. Просто у вас все не было повода этот свой выбор проявить. И вот, наконец, случай представился.
– Вы что же имеете в виду? – изобразил я непонимание на лице. – Разве найти спонсоров – это плохо?
– Смотря каких, – ответила белобрысая без всяких раздумий.
– Если идете навстречу таким вот (она кивнула на первую полосу) добрым пожеланиям, то я догадываюсь, куда мы все очень скоро придем.
– Куда же? – спросил я просто для того, чтобы не промолчать.
Вместо ответа Елена Сергеевна изобразила на пальцах простейшее подобие решетки. Оказывается, это я приближаю диктатуру, цензуру и ГУЛАГ. Забавно.
– Ваш муж, если на то пошло, – усмехнулся я, – тоже, между прочим, не в оранжерее работает.
– Верно, – не стала спорить Елена Сергеевна. – Макс работает на Лубянке. Но подлости он не сделает и не предаст. И потом он не носит на своем лбу табличку «Свободный Максим Лаптев».
– А мы? – спросил я, зная возможный ответ. Елена Сергеевна Лаптева выразительно промолчала. Ответа, собственно, не требовалось, и я это понимал не хуже нее. Только она, в отличие от меня, может повертеть хвостиком и уйти. Я же обязан буду остаться и спасать свою газету. Всеми правдами и неправдами. Да Бог с ними, с правдами – согласен одними неправдами. Лишь бы подействовало.
– Дорогая Елена Сергеевна, – сказал я, в свою очередь посмотрев белобрысой в глаза. – В нашей стране дела идут не блестяще. Я не уверен, что обозреватель вашего уровня и вашей квалификации сможет найти себе достойную работу по плечу. Вы ведь не пойдете в «Метро-экспресс» или в «Московский листок»?
– Кто знает, – задумчиво проговорила Лаптева. – В конце концов, название «Московский листок» выглядит честнее, чем наша так называемая «Свободная газета». Какая уж тут свобода, Виктор Ноевич? Сегодня нам приказали ругать ДА, завтра науськают на кого-нибудь другого…
– Если вы явились оскорблять меня, – сухо сказал я, – то лучше уходите. Остыньте, подумайте, посоветуйтесь с мужем. А потом можете решать – будете вы у меня работать или нет. Хорошо?