– Если все образуется, – сказал я, сам не веря своим словам, – я за вами приеду… Прилечу.
– Ага, – неуверенно сказала доча, догадываясь обо всем. – Обязательно прилети, ладно? Мне ничего не остается, только ждать тебя…
Игорек и Максимка вертелись тут же, у наших ног, хотя и вели себя на удивление прилично: не шумели, не визжали, громко не топали. Наверное, огромный аэровокзал произвел на них большое впечатление. А может, они сообразили, что их крики и визги все равно в этом шуме никто не услышит. И тогда зачем стараться? Сообразительные парни, оба в деда.
Где-то над нашими головами заговорил динамик. Женский голос по-русски и по-французски напомнил мадам и месье, что продолжается посадка на рейс Москва-Париж. Дисциплинированные мадам и месье между тем почти все уже прошли таможенный досмотр и с недоумением поглядывали на экзотическую пару. На нас с Анькой.
– Пора, – сказал я. – Ну, идите. Иначе на самолет опоздаете.
– Ну и опоздаем, – упрямо произнесла доча. Глаза у нее уже просохли, однако нос подозрительно хлюпал.
– Нельзя, – мягко сказал я. – У меня в Большой только один билет. А у тебя билет до Парижа. Нам в разные стороны.
Стоявший в отдалении Олег Вертухаич сделал мне знак рукой. В самом деле пора. Я навьючил на Аньку ее сумку. Вручил ей ручку чемодана. Оставшейся рукой доча крепко ухватила ладошки внуков. Игорек с Максимкой не вырывались, вели себя тихо – словно что-то чувствовали.
– Не скучай, – торопливо буркнул я Аньке, чмокнул ее в щеку, погладил по головкам внуков, а потом подтолкнул дочку к стойке регистрации.
– До свидания, – крикнула мне вслед Анька, но я уже уходил от стойки. Впрочем, боковым зрением я заметил, что дочь с внуками вошли в дверь.
Вертухаич с двумя охранниками-конвоирами тут же пристроились чуть позади меня. Через десять секунд Главный Вертухай Митрофанов вырвался вперед и деликатно взял меня под локоть.
– Удовлетворены? – вкрадчиво спросил он. – Мы свое обещание выполнили, дело за вами. Поедем?
– Подождем, – спокойно возразил я. – Поедем, когда самолет взлетит. Знаю я ваши подлые штучки.
– Обижаете, – с деланным удивлением проговорил Олег Вертухаич.
– Обижаю, – подтвердил я. – Терпите. Если вам нужен живой, хоть и бывший президент России в театре, извольте терпеть. Я капризный. Сейчас мы пойдем вон к тому окну и я буду смотреть, как дочь с внуками поднимается по трапу самолета. Вместе с французами… Дайте бинокль!
– Нет у нас бинокля, – мрачно произнес один из охранников-конвоиров. – Не держим.
Я демонстративно повернулся спиной к Вертухаичу.
– Значит, все отменяется, – бросил я и стал глядеть на табло.
За моей спиной вспыхнула и погасла короткая перебранка, закончившаяся звуком оплеухи. Очевидно, Вертухаич решал со своими кадрами вопросы субординации. Бинокля у них нет, понимаешь, ухмыльнулся я про себя. Как же! Они запасливые, чего у них только нет.
Вертухаич тронул меня за локоть и, когда я повернулся, вручил мне маленький бинокль. Это была очень хорошая портативная модель: места он занимал мало, а увеличивал здорово.
– Простите за маленькую накладку, – проговорил Митрофанов, вытирая костяшки правой руки носовым платком. – Он просто вас не понял. Смотрите сколько хотите. Мы вас не обманываем. Раз обещал, что она с вашими внуками полетит в Париж – значит, полетит.
Я подошел к окну и настроил бинокль. Анька с пацанами была хорошо видна в группе французов, толпившихся у трапа. Недаром я заставил ее надеть красный жакет. Не спутаешь. Минуты через две дверь открылась и стюардесса в синем приглашающе замахала рукой. Ряды галантных французов тотчас же раздвинулись, и первыми на трап ступили женщины. Женщин в этот раз было немного, Анька двигалась третьей и очень скоро исчезла в салоне. Теперь оставалось только ждать взлета. Пока самолет засасывал через трубочку трапа оставшихся пассажиров, я бросил взгляд на, специальный сектор аэродрома. Здесь разворачивались: сразу несколько тяжелых «боингов», только что прилетевших из Брюсселя. То, что они именно из Брюсселя я догадался сразу. Несмотря на охрану-конвой, газеты мне в Завидово приносили. Вот она, вся семерка в полном составе. Цып-цып. Слетелись. Будут обхаживать Президента, предлагать отсрочки кредитов, сулить льготы… Лишь бы не было войны. За это они готовы заплатить. Не очень, правда, много. Подкинуть на бедность вождю дикой северной державы. Вдруг, понимаешь, и правда двинет танки на восток и на юго-восток?
– Ну-ну, – сказал я вслух.
Вертухаич, чутко уловив звук моего голоса, подскочил ко мне.
– Вы меня звали?…
– Если тебя зовут «ну-ну», то звал… – сварливо отрезал я, надеясь по крайней мере разозлить Главного Вертухая.
Я направил свой бинокль снова на французский самолет. Тот уже выруливал на взлетную полосу. Еще немного, и серебристая машина скрылась из глаз.
– Все? – терпеливо спросил Олег Вертухаич. Видимо, я им был здорово нужен сегодня в театре. Странно, неужели только вид бывшего президента России, живого и здорового, мог помочь нынешнему на предстоящем саммите? Тогда дела у него неважнецкие.
– Почти все, – сказал я, с неохотой возвращая отличный бинокль.
Последнее, что я успел увидеть в него, это толпу встречающих и охранников возле иностранных «боингов». Официальный дружественный визит семерки начался. Пусть ОН только не надеется, злорадно подумал я, что ему за один раз удастся превратить семерку в восьмерку. Я пытался это сделать все пять лет, и всякий раз что-то мешало. То эстонцы, то чеченцы, то абхазы… Пусть теперь он попробует, ну-ка? Ему-то доверяют раз в сто поменьше, чем мне. Не зря ведь такой у них был траур в июне, когда выбрали его, а меня…
– Почти? – не понял Вертухаич. – Что-то еще?
– Да, – кивнул я. – Хорошо бы пожевать чего-нибудь. В театре, я понимаю, вы меня в зале и в фойе будете пасти. До буфета не дойдет, так?
Олег Вертухаич оценивающе поглядел на меня.
– Вы правы, – сказал он непонятным тоном. – Лучше подкрепиться заранее. Не есть же мы идем в Большой, в конце концов.
– Погляди-ка на этого типа! – сказал Дядя Саша.
– Какого именно? – уточнил я. – Типов тут достаточно, и далеко не все из нашей конторы…
Типов на кладбище в Солнцево было действительно полным-полно. Мы с Филиковым сидели в моей машине, припаркованной недалеко от кладбищенской ограды. Зелени в этой части кладбища было маловато, зато обзор с этого места открывался очень неплохой. Запасливый Дядя Саша сунул мне в руки подзорную трубу. Вернее, не трубу, а запасную трубку от оптического прицела. Разглядывая в нее окружающих, я невольно ловил себя на мысли, будто целюсь в них из винтовки. Чувство было так себе. По совету того же Филикова я снял и бросил на сиденье свою голубую милицейскую рубашку. На голову я нацепил Дяди Сашину веселую кепку с козырьком, на нос повесил филиковские же очки с темными стеклами. В таком виде узнать меня было довольно трудно: выглядел я непохоже. Пожалуй, повстречай я себя в этаком чужом обличье, сам бы и прошел мимо… Кстати, машина, в которой мы сидели, тоже была чужая. Все та же, уворованная у мордоворотов из Охраны. «Свои» был один только Филиков, расположившийся на заднем сиденье.