Я верила, что первым ошибется парень с ножом. Но не повезло Максу. Во время пятого или шестого маневра он, отступая назад, споткнулся о ящик. Упасть он, к счастью, не упал, но на миг потерял равновесие и двумя руками машинально забалансировал в воздухе. Почуяв брешь в обороне, хозяин ножа резко замахнулся…
Что-то сверкнуло. Ударил гром. Я с ужасом зажмурилась, а когда осмелилась открыть глаза, увидела отраднейшую картину: второй громила валяется среди обломков тары, а старик Дахно подходит и подбирает с земли никелированный поднос. Тот самый, на котором полчаса назад Черкашины выложили первый урожай «парацельсиков ».
– Вижу, он с финкой лезет, – гордо сообщил нам дед. – А я еще далеко. Ах, думаю, фашист, я ж до тебя добежать не успеваю! Ну и метнул издали, как бумеранг. Чтоб по башке зацепить…
– Поразительная меткость! – Макс с искренним чувством пожал руку Глебу Евгеньевичу. – Вы оцените, Яна, тут расстояние метров пять, никак не меньше, да еще против света…
– Пять метров – ерунда. На озере Хасан, помню, когда самураи нас прижимали, мы кидывали и подальше, – поделился боевым опытом Дахно. – С одним фашистом вы бы и без меня справились, наверняка, но когда их трое на одного – это уж по-свински.
За один этот бросок я с удовольствием простила старику все его бывшие и будущие батально-завиральные истории не по возрасту. Пусть он, если захочет, вспоминает хоть Бородинскую битву, хоть свой поединок с Челубеем – слова не скажу, буду лишь кивать. Но вот только почему, интересно, он сказал о троих? Их же тут двое!
Десять секунд спустя я получила ответ на незаданный вопрос.
Стоило мне выйти из нашего тупичка обратно на Шаболовку, как я едва не споткнулась о чьим-то вытянутые ноги. Вот и третий!
Привалившись к кирпичной стене на асфальте сидел с видом сильно уставшего человека мой старый знакомый – тот самый бурш, который накинулся на меня возле дома Окрошкина. И свастика у него на шее, между прочим, была: на том же самом месте, где и у двух прежних. Все трое, я подозреваю, – одна большая нацистская компашка, повернутая на рейхе. На правой груди у каждого, наверное, – профиль фюрера, а на левой – Эльза Кох анфас.
Рядом с парнем прогуливался еще один мой знакомый – хозяин «Блиндажа». Увидев меня, дядя Леня Бессараб остановился и застенчиво спрятал за спину костыль.
– Ну и молодежь пошла! – поделился он своей печалью. – Хуже нас, инвалидов. Ты представь, Яночка, обе ноги у человека есть, ему бы ходить да радоваться, а он все время падает. А мне Глеб звонит и говорит: тут у хорошего человека большие неприятности, надо подойти помочь. Ну вот я доковылял и помог… – Он потянул парня за руку, словно желая приподнять его с асфальта, но сделал это так неловко, что мой прежний обидчик, привстав, рухнул обратно. Да еще при этом ощутимо стукнулся затылком от стену.
– Как-то вы, дядя Леня, ему странно помогаете, – заметила я.
– А с чего ты взяла, Яночка, что Глеб просил помочь ему – Бессараб кивнул на парня. – Глеб насчет тебя говорил. А этот-то разве хороший человек? Я так понял, что совсем наоборот…
Десять минут спустя мы подвели первые итоги. Без потерь, как выяснилось, победа добра над злом не обошлась. Больше других пострадали пустые ящики: многие из них, защищая нас от врага, по ходу битвы окончательно превратились в мелкие щепки. Макс ушиб колено, не слишком сильно. Я добавила к нескольким вчерашним ссадинам на ноге еще парочку – зацепилась за острый угол, пока сидела в укрытии. Поработав бумерангом, поднос Глеба Евгеньевича стал выглядеть как-то кривовато – почти так же, как и костыль хозяина «Блиндажа» дяди Лени. Однако нашему противнику, разумеется, досталось сильнее, чем нам.
За поверженной троицей «скорая» приехала без задержки. Возможно, потому, что врачом был давний, еще с Афганистана, приятель Бессараба. Дядя Леня молча указал врачу на татуировки, дал ему полюбоваться и ножом, и кастетом – после чего смышленый доктор не выказал любопытства ко всем остальным деталям происшествия. Причины, по которым три взрослых, крепких и вроде бы трезвых парня вдруг упали на ровном месте, заработав многочисленные телесные повреждения, были сочтены уважительными. Всех жертв явного несчастного случая увезла белая карета с красным крестом.
Финальное торжество добра заняло не очень много времени. Однако мне было жаль тратить и его. Чувство долга гнало меня вперед.
К автостоянке, где нас ожидал «кавасаки», я и Макс подошли уже далеко не прогулочным шагом. Только из уважения к его колену я не сорвалась на бег. Пока Макс проверял мотор, я вытащила из кофра оба шлема. Отправила на их место слегка уже помятую картонку с так и не съеденными пирожными. Захлопнула кофр. Скомандовала:
– Едем скорей!
– Едем, – кивнул Кунце, но не заторопился в седло. – А куда?
– На Сущевку ко мне домой, – объяснила я непонятливому иностранцу. – За кошкой Пульхерией. Сейчас мы ее заберем и, пока не стемнело, отвезем на дачу к моему отцу. Сами видите, жизнь пошла нервная. То яма, то канава. Не знаю, что будет завтра и чем все может кончиться, но Пуля не виновата. Она не выбирала хозяйку и не обязана страдать из-за меня… Ну чего вы стоите? Пожалуйста, не говорите, что вы потеряли ключ зажигания, а больное колено мешает вести мотоцикл.
– Наин, – ответил мне Макс. – Ничего я не потерял. И колено мне не мешает. Но если жизнь пошла нервная, то у вашего дома нас могут дожидаться еще трое таких парней. Или даже пятеро.
– И что из этого? – сердито буркнула я. – По-вашему, моя кошка должна теперь с голода умереть? Вы это хотите мне сказать?
Я сердилась, потому что рассудительный Кунце был прав. Вот уже дважды за последние два дня мы влезали в одинаковые неприятности с мордобоем. Мне никак не следовало впутывать Макса в третью драку. Я его и за вторую, кстати, еще поблагодарить не успела.
– Хочу сказать, нас слишком мало. – Макс, зараза такая, остался дружелюбен и невозмутим. – Мы будем уязвимы. Нам нужно подкрепление, поддержка, подмога – я не перепутал слова? Еще два человека, а лучше всего три, и желательно помощней.
– А еще лучше – десяток, и чтобы все были Шварценеггерами, – в тон ему продолжила я. – Отличная мысль! Вы меня за кого принимаете, герр Кунце? Где я вам за полчаса качков найду?
На самом деле у меня есть клиенты довольно грозного вида, но к ним я обратилась бы в самую последнюю очередь. Таких надо держать на расстоянии, не подпуская к своей жизни. Прав был месье Экзюпери: стоит приручить крокодила – и ты уже в ответе за тех, кого он сожрет завтра. Нет, благодарю, не надо. Мои близкие друзья-приятели – народ либо хлипкий, либо немолодой, либо травоядный, вроде Вадика Кусина. Я скорей сквозь землю провалюсь, чем попрошу у них боевой поддержки и подмоги. Хватит мне деда Дахно с дядей Леней – и так до сих пор совесть гложет, что я их невольно втянула в свои разборки-распальцовки.
– Нет, Яна, вы меня не поняли. – Макс отрицательно помотал головой. – Я не про ваших знакомых говорил, а про своих.