– Ну хорошо, – сказал я Сердюку. – Согласен. С чего нам лучше начать? С чемодана?
Я, конечно, не спятил и не вообразил себя героем из комиксов. Просто любой генсек ООН в глубине души надеется, что именно ему повезет создать прецедент – оказать хоть одну по-настоящему крупную Добрую Услугу. Отставной козы барабанщик Basil Kosizky тоже, черт возьми, желает попробовать. А вдруг?
– Лучше сразу с музыкантов, – дал совет Сердюк. – Вернее, так: мы проедем мимо главного гнезда музыкантов, снимем там кое-какую информацию, а после направимся к бабке за чемоданчиком. Это все, в принципе, в одном районе…
Он достал из походной сумки ноутбук и вывел на экран карту. Вся Москва, оказывается, состояла из светло-коричневых квадратиков домов, мимо которых протекали серые реки дорог.
– Вот! – Мой бодигард потыкал ногтем в один из квадратиков. – Музыкальное гнездо у нас в Брюсовом переулке, а бабка живет в Дегтярном. Все на оси Тверской, не заблудимся. Это самая свежая карта, мне ее ребята из нашего московского Инфоцентра поставили в обмен на два кило домашнего сала. Помните, мне еще весной мамочка из Донецка присылала, «Федерал-экспрессом»?
– Откуда у вас два кило? – удивился я. – Мы же, по-моему, все тогда съели.
– Не, трохи осталось, – ответил Сердюк, потупив глаза. – И потом, я ведь не говорю, что отдал им сразу два кэгэ. Пока я дал им аванс… ну так, граммов триста… Остальное после. Я, Василь Палыч, когда узнал про эти, как их, фьючерсные сделки, очень мировую экономику зауважал. Вот это я понимаю: карту мне можно перекачать сегодня, а сало я отдаю только завтра! Ну и пожалуйста. Если им нравится такая схема – флаг, думаю, им в руки… О, чуть не забыл! Нам же флажки ооновские надо убрать с капотов, чтоб не светиться по городу. Сейчас сделаю, минутку…
Мой охранник вытащил из кармана пульт, поколдовал над кнопками и сказал в микрофончик, по-прежнему прицепленный к галстуку:
– Машина-один, машина-два и машина-три! Внимание, тормозим, прижимаемся к обочине. Янек, Жан-Луи, Ханс, я выйду, сниму символику, а вы там поглядывайте.
Наш кортеж встал – по моим прикидкам, где-то в районе Манежной. Сердюк вылез из машины и, вместо обещанной минуты, отсутствовал все пять. А когда влез обратно с горстью флажков в руках, выглядел очень довольным.
– Смешная тут дорожная инспекция, – улыбаясь, сообщил он. – Наши-то, нью-йоркские, чистые бульдоги, а в Москве, я гляжу, они с понятием. Объяснишь такому разок-другой, и все бьютифул.
Он сверился с картой, опять поработал над пультом и скомандовал галстуку:
– Так, парни, давайте по Моховой, в левый ряд, а после поворот на Большую Никитскую. Третий переулок направо и будет Брюсов. Значит, тихонько едем вдоль по нему до самого здания с ключом. Дом 8 дробь 10. Там останавливаемся, интервал между машинами до пяти метров… А? – Он постучал по наушнику. – Нет, не с гаечным, со скрипичным ключом. Увидите, короче, тронули…
Мы и впрямь увидели. Едва наш кортеж затормозил у нужного дома, я, с дозволения Сердюка, высунулся из окна машины и разглядел черно-белый ключ на желтом фасаде сталинской восьмиэтажки.
– И что здесь находится? – осведомился я. – Ключ я наблюдаю, да, скрипичный, примета музыкальная. Но почему вы решили, что гнездо – именно тут? Консерватория и филармония, сдается мне, в другом месте.
– Здесь тоже музыки до фига, – заверил меня мой бодигард. – Это у них Союз композиторов.
– Так ведь в записке не сказано, что он непременно пишет музыку. – Я все еще сомневался, туда ли мы приехали. – Вспомните, Сердюк: в записке говорилось, что он, кажется, музыкант. Но не всякий музыкант – композитор.
– Зато всякий композитор – музыкант, – резонно возразил мне Сердюк. – Перешерстим этих, дальше будет легче. Надо же с чего-то начинать. И так шаг за шагом… Сейчас я возьму у них справочник, там и адреса, и дачи. Сделаем выборку, сгруппируем самых подозрительных… Жан-Луи, слушай сюда, – сказал он уже в микрофон. – Я выйду из нашей машины и пройду в здание, а ты возле нее встань, подстрахуй босса… Готов? Тогда я пошел.
Ожидая возвращения Сердюка, я начал рассматривать карту. За два кэгэ обещаний мой охранник получил очень неплохой продукт. Стоило навести курсор на здание и кликнуть два раза, как возникала аккуратная табличка с информацией о том, какие конторы имеются внутри. В доме 8 дробь 10, например, кроме музыкального гнезда располагались еще агентство недвижимости, фирма «Товары на дом», издательство и совсем уж далекий от мира музыки – да и звуков вообще – магазинчик аквариумных рыбок. Надеюсь, Сердюк не ошибется дверью и не притащит вместо справочника какого-нибудь вуалехвоста.
Беспокоился я напрасно. Минут через пять дверь открылась, в салон влез весьма довольный Сердюк и показал мне нетолстую книгу в кожаном переплете с золотым тиснением.
– Вот он, списочек, – сказал он, оглаживая переплет. – У них там на третьем этаже какое-то собрание или заседание, я толком не разобрал, поэтому я спокойненько у секретаря его купил за наличные. Не так-то, выходит, много этих композиторов, я ожидал худшего. Сейчас мы отсортируем дачников, потом уберем из них тех, кто дальше Жуковки…
Баммм! Тяжкий грохот, не лишенный однако некоторой мелодичности, потряс переулок. Сердюк инстинктивно пригнул мою голову пониже, выхватил пистолет и нацелил его в окно.
– Машины с первой по третью! – рявкнул он в микрофон. – Быстро по газам, задний ход, тридцать метров обратно по переулку и встали в таком же порядке. Янек, первая машина, что видишь, докладывай… Чего-чего? – Сердюк постучал по наушнику. – Какое еще пианино? Я тебя правильно понял? Повтори…
Мой бодигард на ходу приоткрыл дверцу и, по-прежнему с оружием наизготовку, глянул наружу.
– Пианино выбросили, – озадаченно подтвердил он. – Из окна третьего этажа. И как оно пролезло?..
Дзыннь! – в новой порции шума было еще больше музыкальных нот. Я высунулся следом за Сердюком и увидел, что к пианино присоединилась виолончель. Или контрабас? Заседание на третьем этаже, по всему видать, было очень бурным.
– Жан-Луи, – скомандовал мой бодигард в микрофон, – возвращайся к нашей машине и снаружи прикрывай начальство, Ханс – ты вместе с ним. Янек – на тебе остается наблюдение, доложишь мне, если еще что упадет… Я мигом, Василь Палыч, – обратился ко мне Сердюк. – Сгоняю к ним на третий, разведаю обстановку. Может, там наш клиент как раз бузит?..
Теперь охранник отсутствовал уже не пять, а все двадцать минут. Пока его не было, в переулок выбросили еще что-то из духовых – то ли валторну, то ли геликон, – и следом едва не скинули вниз какого-то визжащего толстяка. Если судить по силе визга, его вытолкнули наружу, по меньшей мере, на две трети. Однако затем возобладал гуманизм: толстяка все же втянули обратно.
Сердюк вернулся с растрепанной шевелюрой и удрученным лицом.
– Все плохо, Василь Палыч. Эта книжка, – он небрежно кивнул на справочник, – уже ни черта не отражает. Здесь у них записано только полторы тысячи, по Москве, а на самом деле их, оказывается, еще два раза по столько. И у тех тоже дачи. Просто раньше у власти держались эти… ну с классической всякой музыкой – сонаты там, симфонии, опера «Евгений Онегин» и тэ дэ. А тех, которые песни для эстрады, тех наоборот гнобили – за мальчиков держали, в Союз свой не брали и в книжку, стало быть, не вносили. Но сейчас тех стало реально больше, они теперь в силе и при бабках, поэтому новые выкидывают старых…