Все сырое, что Гена приобрел в магазине, мы вывалили на решетку: маринованные части курицыных трупов, свинские ребрышки и даже два кольца какой-то сомнительной колбасы серого цвета, скрученной веревками. Гена сказал, что серая – потому что натуральная, если поджарить, она очень вкусная, так что мы спорить не стали. Единственно, я пометил себе: надо будет, как все нажрутся, постараться не зацепить ее ненароком, пусть Гена сам лопает такую красоту. Поскольку на решетке места оставалось в избытке, мы еще разок посетили подпол в доме, притащили картошки и добавили в общую кучу. Картошка, ясное дело, была немытой, но к тому моменту мы на такие мелочи обращали ровно столько же внимания, как и на температурный режим.
Аромат в сарае стоял – застрелись: все сочно дымило, шкварчало и стреляло во все стороны брызгами раскаленного жира. Федя, очевидно, в порядке реабилитации, гордо подбоченясь, заметил:
– Ну и на фига нам та форель на углях? Тем более в какой-то грязной глине…
Да, это факт: тут и без форели все было в порядке.
Несмотря на всю эту кухонную идиллию, в нашем слаженном коллективе присутствовало явно выраженное неравенство. Если оперировать Фединой терминологией, то по части застолья и всяких разных «полян» Гена был мастером спорта. А мы с Федей едва ли даже третьеразрядниками. Нет, в прошлой жизни я был вполне неплох в пивном и даже винном разрядах, но серьезно и тяжко наступать на стакан мне приходилось довольно редко, а Феде и подавно. В последнее же время мы сократили потребление спиртного до минимума, или, образно выражаясь, были практически «в завязке». То есть, сами понимаете, тренинг как таковой отсутствовал. А тут еще получилось так, что Гена выбрал ненормативную посуду – граненые стаканы и разливал, скотина, по своим мастерским нормам.
В результате к тому моменту, когда на решетке жаровни образовался первый съедобный кусок, мы с Федей уже так устаканились, что в буквальном смысле еле ворочали языками. Так что я заранее прошу прощения за дальнейшее изложение: был пьян, суть беседы помню не совсем внятно (а местами не помню совсем).
А зря. Беседа получилась важная, можно сказать, судьбоносная. Был бы я вменяем – наверняка мог бы повлиять на ход событий, глядишь, все сложилось бы по-другому…
В отличие от нас, Гена чувствовал себя вполне бодро и трещал без умолку. При этом он умудрился ни слова не сказать про свою адвокатскую деятельность, зато во всех подробностях осветил самые животрепещущие аспекты и перипетии нелегкого существования местных оперов. Если бы его сейчас слушал человек, отставший от жизни месяцев этак на пять и ничего не знающий об изменениях в Гениной судьбе, он ни на секунду бы не усомнился, что перед ним все тот же старший опер, по горло груженный разнообразными сыщицкими проблемами и здорово озабоченный неурядицами в своем отделе.
Несмотря на изрядную пьянственность, я отметил: вообще, вот это внезапное вышибание из органов – оно не такое безболезненное и благополучное, каковым кажется на первый взгляд. Из оперов – в адвокаты, вроде бы неплохо, верно? Может, в общем и верно, но не для Гены. Он привык к своей работе, прикипел к ней всем сердцем и продолжал жить проблемами и чаяниями парней «своего» отдела, с которыми много лет делил все радости и невзгоды, вместе ходил на операции, ездил в командировки на Кавказ, выживал под бандитскими пулями. Гена сросся с этими людьми в одно целое – в монолитную слаженную команду, которой он умело и талантливо руководил…
Это я к чему: что-то там у Гениных парней было неладно, и, несмотря на сиюминутную отстраненность и выкинутость, Гена переживал за них всей душой.
Приложив титанические усилия, я взял себя в руки и попробовал вникнуть в эти проблемы: исключительно для того, чтобы уловить суть и плавно перевести беседу в другое русло. Несмотря на невнятность, я ощущал, что речь идет о крайне неприятных вещах. Гена был мрачен и щедро источал негативные эмоции, которые уже успели отравить Федю. Благодаря крепкой стати наш богатырь, в отличие от меня, воспринимал все вполне адекватно, хмурился и морщил лоб и даже пытался сердито мычать что-то вопреки, не соглашаясь с каким-то Гениными доводами.
В общем, пора было вмешиваться и менять тему, а не то вся праздничная томность пропадет втуне – для Гены, кстати, такой поворот во вроде бы благополучном застолье вполне характерен, поскольку вся его прежняя работа – это одна большущая проблема, без единого проблеска.
– Да ну-у, это не наши, – в очередной раз возразил Федя. – Сто пу… Ик! Ой… Не, наши такое не могут…
– Ну как же не ваши?! – возмутился Гена. – Тебе фамилии назвать?
– Назови.
Гена назвал несколько фамилий.
– А-а-а, вот и неправ ты! – вяло обрадовался Федя. – Это эти… Как там – которые перешли…
– Ренегаты, – мужественно подсказал я сквозь стиснутые зубы.
– О, точно! Короче, это уже не мы, а «Легион»…
– Да какие, на фиг, ренегаты?! Это не вы, что ли, их воспитали? Не вы всему научили? Они сколько в «Легионе»? От силы полгода. А до этого всю жизнь где были? Где выросли и сформировались как личность?! Я тебе могу список принести: все эти бомбисты уевы – все ваши выкормыши, Легион здесь вообще где-то сбоку, так, последняя капля в переполненной чаше…
– Кстати, про «Легион», – встрепенулся я – вот он, прекрасный повод сменить тему: – Как там их тяжба?
– Хана «Легиону», – печально промычал Федя. – Умер.
– Не понял, ты чем слушал?! – обиженно взвился Гена. – Я тут о чем битый час распинаюсь?
– Без понятия, – признался я. – Я это… Уехал, короче. Причем конкретно так… Наверное, устал за последние дни…
– Я тоже, – поддержал Федя. – Не совсем конкретно, но немного есть.
– Я заметил! – едко хмыкнул Гена. – Всего-то по триста граммулек скушали – и окосели.
– Наверно, с водкой что-то не то, – стал оправдываться Федя. – Паленая, может?
– Водка в порядке, – желчно проворчал Гена. – Пить надо чаще, спортивные вы мои. Никакой, блин, выносливости! Час сидим – а вы уже упали. Вы что, хотите мне окончательно испортить вечер?
– Нет, не хотим.
– Тогда вот что: давайте-ка оба – на воздух. Попугайте снеговика, привяжите коней, умойтесь как следует снежком, замерзните маленько. В общем, взбодритесь как следует – и назад. Вы мне нужны свежие и внимательные.
– Зачем? – подозрительно уточнил Федя.
– Затем, что у меня к вам дело образовалось.
– Не понял, – удивился Федя. – А что ж раньше?
– Да просто только сейчас допер. До этого как-то ничего такого на ум не приходило…
Ну да, для Гены это норма. Помните, я как-то рассказывал про «оперативный инсайт»? Работает это примерно через раз. Раз – наелся и уснул, а другой раз – вкусил до умопомрачения – и внезапно осенило. Такая, знаете ли, специфика аперитивной… пардон – оперативной, конечно же, работы.
– Ладно, – согласился Федя. – Где тут у вас обычно снеговика пугают?