Пфф…
Если вы знакомы со мной с самого начала, то, наверное, помните, что в мае прошлого года была примерно такая же ситуация. Ну просто до боли схожая с тем, что происходит сейчас, только тех было двое и вели они себя не столь агрессивно. В этой связи у вас, наверное, есть вопросы, верно? Извольте, я вас слушаю. Что-что? Страшно ли мне? В какое место залезла моя кроличья душонка? С какой скоростью плавает вокруг меня привычно загустевший сироп бытия?
– Чего молчишь, свинья? В уши долбишься?! Почему не останавливаешься, когда приказывают?!
Извините, дорогой френд: вы не угадали ни с одним вопросом. Поэтому булку с маком я оставляю себе. Правильнее было задать один вопрос общего плана: что я сейчас чувствую.
Вот это верно, тут у нас проблемы.
Сейчас меня душит неукротимая ярость, и я изо всех сил пытаюсь с ней справиться.
Неукротимая – это нехорошо.
Ярость – полноценный инструмент ситуативного поведения. Его (инструмент) следует использовать в строгом соответствии с ситуацией и им нужно умело управлять.
А я, наверное, сейчас красный, чувствую, что лицо мое пылает.
– Ну ты че, сука, обоссался от страха? Че покраснел, свинья?! Рот свой поганый открой, пердни че-нибудь!
О, все: справился. Вам дико повезло, мои каракулевые барашки: во имя всего доброго, что во мне осталось, я сейчас буду нарушать инструкцию.
– Вы собираетесь меня ограбить?
– Да на х… ты нужен – «ограбить»! – Квадрат усмехнулся и ослабил хватку, очевидно, сочтя, что я вполне созрел: – Ты просто поделишься с нами. По-братски. Ты ведь хочешь поделиться, да?
– Могу я вас спросить об одной вещи? – Краем глаза я заметил, что пожилая пара стремительно семенит к выходу, покорно втянув головы в плечи и буквально семафоря покорно согнутыми спинами: «Не обращайте внимания, нас тут уже нет, мы ничего не видели и не слышали, еще два десятка шагов, и мы исчезнем…»
– Какой вещи? – недовольно нахмурился квадрат. – Ты че, кого-то знаешь?
– Из «людей», в смысле? Нет, не знаю. Я вот что хотел спросить: зачем вы это делаете?
– Что – «это»?
– Вы же у нас в гостях. Разве вы не должны вести себя как подобает гостям? Почему вы грабите нас?
– «Шлеп»! – Квадрат отвесил мне пощечину и, ухватив за ворот куртки, крепко встряхнул. – Потому что мы волки! А вы – овцы! И хватит уже трындеть – давай, выкладывай все, пока я тебе кости не поломал!
– Хорошо.
Я совершенно спокойно и неторопливо вытащил револьвер и выстрелил три раза. Не наобум, не навскидку, а расчетливо и методично: ткнул стволом в правое плечо квадрата – нажал на спусковой крючок; затем таким же манером прострелил плечо тому, что справа, и тому, что слева. Про это дольше рассказывать, на тренировке аналогичное упражнение я выполняю за полторы секунды. Так что мои джигиты даже не успели сообразить, что, собственно, произошло, а просто упали на колени, зажимая здоровыми руками раны и задыхаясь от боли.
Три любопытных лица в ларьках куда-то пропали. Очевидно, под прилавки. Да, это правильно. Нам сейчас публика совсем без надобности.
– Повторяю вопрос. – Я приставил ствол к правому глазу квадрата и слегка надавил. – Зачем вы грабите нас?
– Брат… – простонал квадрат, с огромным трудом превозмогая боль. – Пожалуссста, брат! Все, что хочешь…
– Пи…ц тебе, свинья! – приходя в себя, прохрипел тот, что слева. – Теперь тебя на куски порежут!!!
– Да неужели? – Я живо прострелил обещателю второе плечо и приставил ствол к его голове.
Грубиян тонко завыл и вжался в асфальт, трясясь всем телом.
– Не надо, брат! – раненым драконом взрыднул квадрат. – Дурак, да – не понимает, салабон еще! Я прошу: не надо!
– Ладно, не буду. – Я отступил на три шага и, взяв троицу на прицел, объявил: – Слушать внимательно. Говорю два слова и отпускаю. Если меня кто-то прервет – я его убью.
– П…ц тебе!!! – трясясь и плача от ярости, воскликнул непримиримый грубиян, обильно подплывающий кровью. – Стреляй, нах, мне по х…!!!
– Заткнись!!! – Квадрат стремительно подъерзал к непримиримому, навалился и, зажав здоровой рукой ему рот, взмолился: – Говори, брат! Только быстро, я прошу тебя! Видишь, он совсем плохой, долго не смогу держать!
– Хррр!!! – изрыгнул фонтанчик ненависти «непримиримый». – Сссс…
– Слушайте. Я видел, как вы плачете от боли. Как воете от ужаса и страха, как стонете под пытками. Как ползаете на коленях, когда к вам ночью приходят в дом, и умоляете не трогать ваших женщин и детей. То есть вы ведете себя как обычные люди. И это нормально.
Потому что вы – люди, а вовсе не волки.
И мы люди.
Не забывайте об этом, когда гордыня, закачиваемая нашими лукавыми правителями в ваши неокрепшие умы, перехлестывает через край.
Мы с вами люди.
Поэтому я сейчас отпускаю вас.
Через две минуты я выйду с той стороны. Вас там уже не должно быть. Вопросы?
– Да-да, брат, все ясно! – торопливо закивал квадрат. – Можно идти?
– Телефоны – на пол. Если есть оружие, ножи – тоже. Я слежу за вами, если что – стреляю без предупреждения. Давай.
– Да-да, сейчас…
Джигиты, лихорадочно орудуя здоровыми руками, сгрузили на асфальт все свои пожитки (заботливый квадрат к тому же обслужил «непримиримого») и выжидающе уставились на меня. Непримиримый уже не рычал: стиснув зубы, он часто и тяжко дышал, хрипя и постанывая. Похоже, он был на грани потери сознания.
– Свободны. – Я мотнул стволом в сторону дальнего выхода. – Две минуты.
Джигиты подхватили своего непримиримого собрата и довольно шустро потащили его в сторону выхода.
– Внимание в ларьках! Всем предъявить лица, – объявил я, стукнув ногой по крайнему киоску. – Иначе буду стрелять через прилавок.
Лица тотчас же были предъявлены: все, как водится, привычно азиатские и исполненные безразмерного дружелюбия.
– Телефоны у вас не забираю, – объявил я. – Но если выйду с той стороны и увижу хоть одну кокарду, я вернусь и убью вас. Всех троих: кто именно звонил, разбираться не буду. Вопросы?
– Вопрос нет, камандил, – ответил за всех пожилой шаурмяс, очевидно, самый толковый. – Спакойна хади, никто ни видил, ни знаит, ни слыщщит – как тот три абизьян.
– Ну все, засим не смею более отягощать своим присутствием. – Я распинал пожитки джигитов во все стороны, сунул револьвер в кобуру и пошел к выходу. – С Рождеством вас, дорогие мои басурмане.
Выйдя на поверхность, я осмотрелся. Тихо, пусто, реденькая кровавая дорожка убегает к ближайшему двору.
Ну и ладно.