Серж соврал Рудину дважды. В первый раз, когда сказал, что едет в Питер, навестить больную маман и проконсультироваться у специалиста по аномальным явлениям по поводу объявившейся в поместье нечисти. Второй — когда заверил, что воспринимает Алису как сестру…
К родственникам Лиховский давно не испытывал никаких теплых чувств и в ближайшем будущем навещать никого не планировал. Консультироваться он также ни у кого не собирался, поскольку прекрасно знал о природе «аномалии», набросившейся ночью на Рудина.
Серж собирался ехать в Белогорск. Будучи оторванным от житейской суеты интеллигентом, Лиховский тем не менее обладал гибким мышлением и умением прогнозировать ситуацию. Так вот, он думал-думал и спрогнозировал: ситуация просто из рук вон и нужно немедля ее ломать. Понял Серж в какой-то момент озарения, что совершил страшную ошибку, вот так запросто обратившись к Директору с предложением продать архив Ли.
«…Иначе тебя будут долго пытать, ты все выложишь, и потом тебя просто убьют…» — сказала Ли, инструктируя муженька. Тогда он не придал ее словам особого значения. А сейчас вдруг понял их подлинный смысл. Остро этак понял, до самой глубины души — и страшно ему стало, как до этого никогда в жизни.
Не простят ему такого знания. Обложат, как волчонка несмышленого, — псы натасканные, волкодавы — и сожрут вместе с костями и плешивой шкурой. А потому нельзя дожидаться окончания двухнедельного срока, необходимо действовать сейчас, пока опытный враг находится на чужой территории, в ограниченном количестве и не предполагает, что в отработанной схеме могут возникнуть какие-то непредвиденные изменения.
А по поводу отношения к Алисе Серж соврал Рудину непреднамеренно. Просто так получилось. Ну в самом деле, не будете же вы говорить своему приятелю, что в ближайшее время собираетесь увести у него жену? Тем более если приятель здоровее вас раза в три и, по вашему рассуждению, является тупоголовым мужланом, способным в припадке ревности разомкнуть вас на составные части безо всякого разумного повода.
Серж чуть ли не сразу определился в своем отношении к Алисе — как только свыкся с мыслью, что это не Ли, а ее отражение. Именно отражение… За несколько дней, проведенных с дамой, Серж успел понять, что точная копия Ли на самом деле во всех отношениях лучше оригинала. Тихая, мечтательная, добродетельная, прекрасная мать и… судя по всему, великолепная любовница. Да вдобавок знает три языка и обожает историю. Восхищенно смотрит на собеседника, когда тот изливается сверкающим водопадом архивных знаний, внемлет чутко, затаив дыхание… Ах, Алиса! Тот факт, что рядом с этой женщиной пребывает тупоголовый мужлан Рудин — похотливый обжора, вместилище порока, структурированный сгусток семенной жидкости! — это не более чем досадное недоразумение. Это не составит труда исправить на последнем этапе, когда основные проблемы будут решены…
Профессионалы автодела и некоторые инспектора ГИБДД утверждают, что «чайники», которые перемещаются на личном транспорте, по большей части делятся на три категории: ездоки, ездуны и ездюки. Медикодипломированный домовой Ефим, несомненно, принадлежал к последней категории. На службе у Толхаева ему редко доводилось садиться за руль автомобиля, а «уазик» управделами в последний раз водил очень давно и в сильно нетрезвом состоянии — когда ездил в колхоз на картошку, пребывая на первом курсе мединститута. В общем, к какой бы категории этот самый ездюк ни принадлежал, он, помимо всего прочего, приобрел три ящика пива и, едва миновав пост и выехав из города, принялся это пиво потреблять.
— Поддатый, что ли? — удивился Турды, заметив, что от приближающегося «уазика» за версту несет заводньш музоном и несогласованностью движений водителя с конфигурацией дорожных изгибов. — Когда успел? А ну, Аскер, Абай — выходите на дорогу. Тормозните его, а то машину нам испортит, внук барана.
Аскер и Абай вышли на дорогу и замахали автоматами, приказывая водителю остановиться. Можно от души пожалеть, что за рулем драндулета сидел не мастер на все руки Ваня Соловей или Серега Рудин. Любой из них, даже пребывая в сильно нетрезвом состоянии, и не подумал бы остановиться. Ни секунды не сомневаясь, снесли бы к чертовой матери автоматчиков, с разбегу шлепнули «Волгу» в бочину и умчались бы напролом в сторону от усадьбы. Как наседка, жертвуя собой, уводит корсака прочь от гнезда, где сидят беспомощные птенцы…
Но за рулем, увы, восседал вышеупомянутый ездюк Ефим, разомлевший от пива и оглушенный музыкой, которую изрыгал толхаевский магнитофон. Заметив мужиков с автоматами, он громко икнул от страха и резко нажал на тормоз.
— Вы это… вы охотники? — с надеждой спросил Ефим, всматриваясь в силуэты автоматчиков. — Вы заблудились, да?
— Нет, мы не охотники, — не стал обманывать бедолагу возникший из темноты Турды. — Мы мало-мало совсем наоборот-
— А кто вы? — Ефим почувствовал, как остатки томной неги, детерминированной пивом и музыкой, стремительно улетучиваются из его холеного организма. — Кто?
— Десант, — пояснил Турды и коротко распорядился:
— А ты, значит, пленник. Жить хочешь — не ори. Вылазь!
«Попал, — подумал Ефим, покидая салон драндулета, оказавшего ему сегодня такую дурную услугу. — Вот это попал!»
Диля с Аскером восприняли слова хозяина насчет «пленного» буквально: несколько раз крепко стукнули ездюка Ефима по функциональным точкам, обыскали с ног до головы, разули, связали руки в положении — «сзади» тонкой капроновой веревкой, срезали с брюк все пуговицы, спустили оные брюки до колен, на голову натянули какую-то вонючую тряпку, а на трусах разрезали резинку и, ткнув бедолагу с разбегу башкой в «уазик», поставили его у капота раком, пообещав пристрелить, если вдруг что. Иными словами, поступили так, как поступают нормальные моджахеды с любым пленным, которого берут в родных горах.
«Попавший» управделами, скрючившийся у капота, тихо подвывал от страха, сучил мгновенно озябшими босыми ногами и вид имел крайне жалкий. Впрочем, сами, наверно, понимаете — попади кто из нас в такую ситуацию, наверняка выглядели бы не лучше…
— Мы тебя убивать не будем, — пообещал Турды, наблюдая за действиями своих боевиков. — Мы тебя будем пытать. Долго. Мы пытать умеем. Диля?
Тотчас же к обнаженной, мелко дрожащей заднице Ефима был приставлен остро отточенный Дилин кинжал. Почуяв прикосновение смертоносного жала, Ефим замер и перестал подвывать.
— Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать, красавчик, — пояснил Турды. — Если твои ответы мне понравятся, мы тебя отпустим — сам ты нам совсем не нужен. Если обманешь — кинжал в жопу. Я не знаю, когда ты будешь обманывать — я глаза твои не вижу, они завязаны. Поэтому постарайся отвечать, чтобы голос был мало-мало искренним. И быстро отвечай, не думай. Диля?
Диля положил тяжелую ручищу на затылок пленника, прижал к капоту и, несколько сместив кинжал, слегка надавил — острое лезвие пропороло кожу, по ягодице поползла тоненькая струйка крови, Ефим ахнул от неожиданности и сжался в комок.