– Есть, есть, – обнадежил я автора «Капитанской внучки» и действительно вытащил из кармана диктофончик. Правда, был он сломанный и ничего не записывал, зато красная лампочка на корпусе при нажатии на кнопку «запись» начинала очень убедительно подмаргивать – как японская гейша на открытке. Прибор этот подарен мне был Славой Родиным, когда он отчаялся аппаратик починить. Лампочка на корпусе призывно зажглась, Жилин открыл рот, а я навострил уши: авось сейчас всплывут секретишко али какая странность. И меня озарит. И я сразу пойму, отчего врет генерал-полковник, зачем прячется Гарик Искандеров и по какой надобности разных хороших людей одинаково бьют по черепушке.
– Я родился в простой крестьянской семье, – закатывая глаза, нараспев произнес Жилин. Он даже не стал дожидаться моих вопросов. Чувствовалось, у него все было заготовлено заранее. – С раннего детства я был влюблен в творчество А.С. Пушкина, великого русского писателя. И вот, перечитывая «Капитанскую дочку», я каждый раз думал: а что дальше? Как сложилась жизнь Маши и Петра? Сколько у них было детей, кем они стали? Вот я вырос и понял: не могу молчать. Не могу, понимаете, оставить пушкинских героев просто так, на произвол судьбы. Какая-то неведомая сила сама подтолкнула меня к письменному столу. Может быть, рукой моей водил незримо дух Пушкина?…
Жилин перевел дыхание, намереваясь продолжить дальше свою приторную былину. Еще минута такого леденцового вранья – и я могу не совладать с искренним желанием расквасить нос этому наглому юному дарованию. А на суде скажу, что моей рукой водил незримо дух Дантеса. И меня оправдают.
– А «Тетрис»? – поскорее спросил я Жилина, не дожидаясь продолжения домашней былины. Жилин запнулся, но лишь на секунду. И на этот случай у него имелась речь.
– Замечательное издательство «Тетрис», – как ни в чем не бывало пропел сладкий петушок на палочке, – любезно пошло мне навстречу. Я благодарен Игорю Алекперовичу Искандерову за то внимание, которое он уделил мне, совсем еще молодому автору. Ведь до «Капитанской внучки» у меня вышло всего две повести, в журнале «Согласие». И когда я с замирающим сердцем передал в «Тетрис» рукопись своего романа…
Я демонстративно выключил диктофон. Красный глазок гейши напоследок мигнул и погас.
– Что нибудь не так? – удивленно спросил Жилин. Вероятно, он воображал, будто корреспонденты состоят в сговоре со своими подопечными: одни врут, а другие слушают и врать не мешают. Только я, спецкор «Мясного гиганта» Яков Штерн, – журналист принципиальный.
– Все не так, – спокойно объяснил я и засунул диктофончик обратно в карман. – Знаете, Саша, я не выношу вранья. Вам ведь, наверное, в детстве папа с мамой говорили, что лгать нехорошо…
Жилин часто-часто захлопал ресницами и надул губы. Вид у него сразу стал очень обиженным. Как будто нехороший дядя-репортер произнес присутствии нежного юноши неприличное слове, а юноша это слово не знал. Но догадывался о смысле.
– Только не говорите, Саша, что вы вдобавок сирота с пяти лет и воспитывались в детдоме, – предостерег я. – И что там ваша любовь к Пушкину возросла и укрепилась… Иначе я тут же ухожу.
– Да я не вру, – жалобно сказало молодое дарование. – Самую малость, для колорита. Я и вправду дома, на полатях… Куда же вы?
Я в этот момент сделал вид, что и впрямь собираюсь уходить. И даже повернулся к Жилину спиной.
– Хорошо-хорошо, – быстро проговорило мне в спину лживое дарование. – Могу и по-честному, если хотите. Но чтобы это не повлияло…
Я снова развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Не повлияет, – успокоил я Жилина. – Рассказывайте смело. Без вашей визы ничего не будет опубликовано…
«Уж в этом-то, – подумал я про себя, – можешь быть совершенно уверен. Газета „Мясной гигант“ будет молчать как рыба».
– И без диктофона, если можно, – неуверенно попросил автор «Капитанской внучки». – Мало ли что.
– Можно, – согласился я. – Валяйте, Саша. До чертиков интересно узнать, как пишутся продолжения.
Жилин вздохнул и уже без намеков на сладкие былинные интонации сообщил мне, что ничего особо интересного в этом нет. За романы-сиквелы люди берутся по разным причинам. Одни – для денег, другие – из озорства, а вот он, Александр Жилин, взялся продолжить Пушкина по строгому расчету. Издательство получало из рук автора роман-продолжение и могло радоваться. А за это Искандеров, душа-человек, организовывал автору бесплатный промоушн с участием нытиков-критиков и прочих докторов-профессоров. Кто у нас из писателей знаменит? Кого все ругают. Вот Изюмова ругают – он и знаменит. Но только он, Жилин, брезгует притворяться на публике активным педерастом. Куда лучше дождаться от академиков свеженьких обвинений в глумлении и кощунстве и на горбу своего тезки Александра Сергеевича въехать в самый литературный бомонд. Где девочки танцуют голые, где дамы в соболях.
– И как вам бомонд? – полюбопытствовал я. Сыщиков, как известно, на литературные тусовки не зовут. Если только какая-нибудь знаменитость не пырнет другую знаменитость вилкой.
Продолжатель слова и дела Пушкина досадливо поморщился и поведал мне, что ни фига пока не удалось. По вине замечательного человека и сукина сына Игоря Алекперовича. В самый ответственный момент тот куда-то слинял, и по телефону его теперь не отловить. Наверное, где-то сел на колесо…
– Вы имеете в виду наркотики? – уточнил я. – Эфедрин? Кокаин? ЛСД?
– Какие там наркотики! – пожал плечами Жилин. – Это вы уж хватили через край, такого я за ним не замечал… Я про рулетку. Он и меня как-то звал. Болтал, что новичкам везет. А если, мол, одновременно поставить на черное и на какую-то там третью колонку, то и вовсе риска никакого нет. Я, правда, все равно отказался. Сколько ни пиши, денег только на кефирчик и хватает…
Я выразил сдержанное сочувствие бедствующему молодому дарованию. Молодое дарование в ответ вновь крайне нелестно отозвалось о личности Игоря Алекперовича. Он-то, Жилин, надеялся хоть сегодня застать Искандерова на ярмарке в его родном боксе. Все-таки пресс-конференция была объявлена заранее, и с Игорем была твердая договоренность. Он-то, Жилин, приперся сюда с вымытой шеей, при параде. Думал, будет телевидение, толпа академиков, Искандеров его представит, академики ринутся в бой. И речь была уже ответная заготовлена, про детство на полатях… а тут, как видите, – шаром покати. Только тетки мимо иногда пробегают, с хозяйственными сумками. Некоторые к нему подходили. Уверяли, что они – самые что ни на есть поклонницы жилинского таланта, но все так и норовили утащить книгу бесплатно.
– Сволочь народ, – мрачно завершил свой монолог бывший леденцовый, а теперь уже почти уксусный юноша. – Не для печати, конечно. Но сволочь. Каждый второй здесь шныряет в смысле чего-нибудь скоммуниздить. Я вот по дороге сюда куртку купил. Только рядом положил, как ханурик здешний чуть ее не свистнул. Буквально десять минут назад. Еле догнал. Тоже, поди, поклонник таланта… А пока догонял, у меня с табурета две книжки увели. Но куртка, понятное дело, важнее. Я ее теперь специально на себя надел…