– До нашего думского Комитета дошли сведения, – начал я, – что сегодня в двенадцать часов дня на вверенной вам Красной площади будет проведена преступная акция…
– Какого рода акция? – с заметным любопытством, переходящим в легкую обеспокоенность, осведомился у меня Пастушенко.
Старший сержант задал хороший вопрос. После телефонного звонка графа Фьорованти делла Токарева я сам ломал голову над тем, какое же очередное паскудство предпримет этот борец с пиратством. Обстрел лотка на Савеловском был, как я понял, небольшой разминкой. Что же, черт возьми, граф считает акцией? Публичное заклание на Лобном месте кого-то из издателей-пиратов? Или, может быть, громкий тротиловый трах-бабах под девизом: «Так будет со всеми, кто покусится на мои авторские права»? Черт его знает, какие формы протеста сегодня модны в Италии…
– Так что за преступление ожидается на площади? – повторил свой вопрос старший сержант Пастушенко.
И тут я дал маху. Мне бы надо было придумать нечто умеренно-неприятное, как раз на уровне полномочий райотдела милиции. Что-то чуть меньше взрыва гранаты и чуть больше семейной склоки с битьем посуды под присмотром Минина и Пожарского.
– Акция протеста… – брякнул я наугад и сразу понял, что сделал непоправимую ошибку.
– Не волнуйтесь, товарищ Маслов, – успокоил меня Пастушенко, мигом утрачивая всякое любопытство к моей новости. – Если демонстрация или шествие не зарегистрированы в мэрии, мы примем строгие меры.
На практике это означало: пришлют двух раздолбаев из числа постовых, и не к двенадцати, а к двум. За последние десять лет Красная площадь выдержала уже столько различных акций протеста любой расцветки, что удивить старшего сержанта психованным графом мелитопольского замеса было просто невозможно.
– Акция может иметь серьезные… – попытался я было усилить прессинг.
– Все будет в порядке, товарищ депутат, – вежливо остановил меня Пастушенко, чей голос вновь приобрел первоначальную томность. Наверняка старший сержант был уже уверен, что я руками милиции пытаюсь устроить пакость каким-то своим недругам из других думских фракций. Исправить мою оплошность стало невозможно.
Я с досадой кинул трубку на рычаг, по-английски уходя от дальнейшего разговора. Официальные стражи порядка в последнее время обленились не меньше, чем стражи неофициальные. И у гауляйтера вроде Цыпы, и у мента наподобие Пастушенко на все вопросы теперь один ответ: «Не паникуйте. Вот убьют вас, тогда и приходите к нам жаловаться…»
Я с трудом подавил желание набрать номер Живчика Тараса и посоветовать ему в такой-то час посетить главную площадь России. Тарас – не Цыпа, он бы козликом примчался в центр, чтобы получить в свои руки вредителя. Однако звонить Тарасу я все-таки не стал. Во-первых – потому что существовала пусть небольшая, но вероятность моей собственной ошибки. Во-вторых, любая высадка Тарасова десанта на чужой территории тотчас бы стала формальным поводом для нового арбитража. Сивобородый Витек Топорянский (по кличке, сами понимаете, Топор), гауляйтер сих мест, более чем ревниво относился к покушениям на суверенитет. В свое время право контроля над книжными точками на Никольской, на Ильинке и на Москворецкой стоило будущему гауляйтеру Топору немалых жертв и финансовых осложнений. Если бы Тарас хоть пальцем пошевелил в районе, отведенном Топорянскому, – новая распря закрутилась бы в десять минут.
Таким образом, у меня оставался единственный путь: как всегда, делать все самому. Правда, на этот раз без помощника мне не управиться. В сказках, прочитанных мной в раннем детстве, у Ивана-дурака вечно крутилась под рукой дюжина всякой живности, готовой прийти к тому на помощь хотя бы из сочувствия к его искусно симулируемой дурости. К концу любой сказки каждая собака уже знала его легкую походку. Увы, Яков Семенович Штерн обычно производил впечатление умника, потому и с помощниками дела у него обстояли похуже. Волонтер Слава Родин – вот и весь резерв Главного Командования. Но резерв мы трогать-то и не будем…
После некоторых сомнений я отыскал в блокноте номер «витязей». Я был уверен, что Тим Гаранин не откажется мне пособить, особенно после того случая с «Великолепной Анной». Однако именно поэтому я и сомневался сначала: слишком уж часто мне приходится злоупотреблять хорошим отношением людей, которым я некогда оказал профессиональную помощь. Может, у вас есть вариант получше, Яков Семенович? – спросил я самого себя. Не издевайтесь, Яков Семенович, – ответил, я на свой же риторический вопрос и набрал номер Тима Гаранина.
Гаранин спокойно и деловито выслушал меня, задал пару коротких вопросов, а затем спросил только:
– Куда мне подъехать?
Я объяснил. Настроение мое немного улучшилось. Никаких колебаний в голосе Тима я, к счастью, не обнаружил. Может, у него и были срочные дела, и не было особого желания ввязываться в чужую авантюру, однако просьба Яши для него оказалась главнее. Кроме того, Гаранин терпеть не мог романов графа Паоло Токарева, считая их надругательством над жанром детектива. Так что у Тима были и личные мотивы оказать мне поддержку. Маленькие, но были.
Без двадцати двенадцать я открыл дверцу «Москвича» Тима, припаркованного, как мы и договаривались, возле «Радиотоваров» на Ильинке. Выяснилось, что Гаранин приехал не один: на заднем сиденье машины чинно восседал кандидат наук Алексей Арнольдович Рунин, большой специалист по поэзии «серебряного века». Но в бою худосочный и близорукий Рунин был совершенно бесполезен.
– Я – с вами! – непреклонным тоном объявил мне сей ученый муж. – И не возражайте, Яков Семенович. Вы помогли «Витязю», мой святой долг – помочь вам. В молодости я неплохо владел джиу-джитсу…
Тим виновато кашлянул. Обуздать боевой пыл своего соратника по издательству ему так и не удалось. Моими планами третий лишний не был предусмотрен, однако я все-таки не стал удалять с поля добровольца. Пусть не кулаки, но глаза и уши Рунина нам тоже могли сгодиться. Еще ни в одной сказке сказочный дурак не отбраковывал помощников: дескать, ты – со мной, а ты – проваливай.
– Уговорили, Алексей Арнольдович, – покладисто сказал я. – Может, вам и придется еще вспомнить молодость… А теперь приготовьтесь, господа, – добавил я, уже обращаясь к обоим соратникам. – Через десять минут идем. И накрепко запомните мое условие. Если сам граф не появится на площади, и вам двоим делать там нечего. Я сам произведу осмотр на месте, а вы останетесь в тылу. Насколько я знаю, сам Токарев в пиротехнике профан, но вот про его телохранителя я этого сказать не могу. Просто не в курсе.
Алексей Арнольдович снял очки и стал протирать стекла. Этот жест, вероятно, свидетельствовал о его глубокой сосредоточенности. Тим же просто слушал меня и изредка кивал.
– Если на горизонте возникнет сам граф, – продолжал я, – тогда действуем по другому плану. Я не знаю, что собирается выкинуть его сиятельство, и надо быть готовым ко всему. В случае чего я нейтрализую телохранителя, а Тимофей – хватает графа. И тащит его в нашу машину…
– А я? – обиженно спросил Алексей Арнольдович. – Я тоже могу кого-нибудь хватать…