Послание, перепечатанное начисто, заняло всего две с половиной страницы. Я прочел письмо еще раза три, гадая про себя, покажется ли мой вопль души убедительным. В любом американском детективе средней руки – из тех, что сотнями выпускает издательство «Унисол», – любой рядовой американец, при большом желании и везении мог лично добраться до Белого дома, получить аудиенцию в Овальном кабинете и раскрыть главе государства глаза на ужасные вещи. Однако наша реальность сильно отличалась от заокеанской, потому я вообще не был уверен, что мне удастся вручить лично Президенту свою челобитную. Оставалось уповать на счастливое стечение обстоятельств. В глубокой древности жалобщики, если я не ошибаюсь, падали ниц у государева трона во время каких-нибудь официальных мероприятий, выхватывали припрятанную грамотку и голосили: «Царь-батюшка! Не вели казнить…» Иногда у царя-батюшки случалось скверное настроение, и он моментально повелевал казнить наглеца. Иногда же челобитчику удавалось предварительно слово молвить. Я слабо себе представлял процедуру награждения, но догадывался: упасть на колени перед троном незаметно для охраны и лично генерал-полковника Сухарева мне почти наверняка не удастся. Стало быть, письмо мое, еще не дойдя до Президента, будет конфисковано, а это в мои планы как-то не входило.
Вдобавок ко всему я сильно сомневался, предписано ли наградным церемониалом Президенту какое-нибудь особое кресло, похожее на трон. Падать ниц перед заурядной кремлевской мебелью было бы, согласитесь, крайне глупо и унизительно для Якова Семеновича Штерна… В конце концов, я понадеялся на ловкость собственных рук: трон – троном, а пока Президент будет прикалывать орден Дружбы к лацкану моего синего костюма, я в порядке ответной дружеской любезности попытаюсь как можно незаметнее препроводить свою тайную грамотку в президентский карман. Тут все будет зависеть от скорости прикалывания награды к лацкану. Покойный Леонид Ильич Брежнев, говорят, растягивал удовольствие вручения, прикалывания и государственных поцелуев на весьма длительный срок, во время которого любой ловкий челобитчик сумел бы затолкать в боковой карман генсека цидулю размером с «Графа Монте-Кристо». Увы, наш Президент не так любит поцелуи и попроворнее усопшего генсека, зато и моя грамотка – далеко не роман Дюма-старшего. Авось успею. В 18.00 должно было решиться, сработает мой безумный план или нет. Либо грудь в крестах, либо крест на биографии. Впрочем, я уповал еще и на то, что при любом исходе сегодняшних событий разобраться со мной пожелают только после церемонии награждения. А там уж поглядим, кто из нас пан и кто – пропал. Везет же новичку в рулетку. Почему бы и орденоносцу-дебютанту не использовать свой шанс на новом месте?
Строго говоря, место для меня было не совсем уж новым. Один раз я уже побывал гостем Государственного Кремлевского дворца и даже получил в этих стенах небольшое материальное поощрение: бумажный пакет с апельсином и разномастной горстью конфет. Дело происходило под Новый год лет эдак двадцать пять назад, когда Яков Семенович Штерн еще не занимался частным сыском и не служил в МУРе. В ту пору пошел Я.С. Штерну одиннадцатый годик, и называли его еще просто Яшенькой (дома) и Яшкой-шнобелем (в школе). Само же высокое здание из стекла и бетона за красной зубчатой стеной называлось еще – соответственно – Кремлевским Дворцом съездов. Там проводились показательные съезды, а в оставшееся время – новогодние елки. Из всех достопримечательностей КДС мальчику Яшеньке более всего запомнились восхитительная белая борода Деда Мороза – длинная, ватная, в блестках. За нее хотелось все время подергать, но бабушка была на страже и не давала. Помимо бороды, в памяти после того единственного посещения Дворца остались еще эскалаторы (не в метро ведь, а в здании!) и прекрасный вкус апельсина, который – вопреки бабушкиным советам – был съеден малолетним Яковом Семеновичем прямо здесь, не отходя от елки… О, мое детство! О, где тот апельсин?…
Детская память, впрочем, не подвела: эскалаторы в КДС наличествовали именно там, где их когда-то заметил. Правда, мне не суждено было сегодня на них проехаться вверх-вниз. Целую толпу награждаемых, журналистов и просто гостей после аккуратной проверки приглашений бережно повели в сторону, противоположную этим дивным самодвижущимся лестницам, и привели в средних размеров зал, богато освещенный софитами, юпитерами и прочими прожекторами, источающими жар. Телевизионщики уже копошились со своей аппаратурой на сцене, окружив полукольцом большой стол под трехцветной бархатной скатертью. По залу то и дело проносились озабоченные черно-белые официанты с подносами, уставленными снедью. Из этого я заключил, что процедура награждения завершится банкетом или, как минимум, шведским столом. Пока нас рассаживали, мне почудилось, будто в толпе мелькнуло несколько знакомых лиц, однако рассадили нас до того быстро и стулья оказались такими неудобными, что я толком не смог оглядеться. Да и торжественность момента не позволяла чересчур крутить головой. Самая большая неприятность, однако, состояла для меня не в этом.
На моих часах было уже 18.15, а Президента все не было.
И было неясно, появится ли он вообще. Всей подготовительной церемонией распоряжался высокий и седенький Глава Администрации Президента – человек, по слухам, добрый и едва ли не душевный, но абсолютно не подходящий на должность получателя моей совершенно секретной челобитной: ввиду полной неспособности на что-либо в Кремле повлиять, кроме микроскопических ритуальных тонкостей. В прежние времена будущий ГАП был актером, одаренным ярко и многократно. Он играл на Таганке, снимался в кино, сочинял пьесы в стихах и считался покорителем дамских сердец. Но затем всего за каких-то пару лет резко сдал, капитально поседел, ссутулился, отошел от искусства и превратился в главного кремлевского церемониймейстера. Если он и будет сегодня вручать ордена, то пиши пропало. Не для того ведь я сюда ехал и так долго готовился, чтобы получить награду из гаповских рук и нагрузиться по самые уши на дармовом банкете! Наплевав на торжественность момента и неудобный стул, я закрутился всем корпусом, пытаясь оценить диспозицию…
И тут невидимый симфонический оркестр заиграл гимн, все вскочили с мест, и, наконец, появился сам Президент. Точнее, сперва на сцене возникли человек пять секьюрити, профессионально осмотрели зал, встали позади стола и с боков – и лишь только потом наш Президент возник из боковой двери в сопровождении двух человек, с одним из которых я встречался, а другого просто видел по ТВ. Генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев и штатский помощник Геннадий Викторович Батыров – вот как их звали. Все трое улыбались, однако по-разному. Президент – заученной улыбкой главы государства, начальник Службы ПБ – проницательной улыбкой Главного Отвечающего За Безопасность. И лишь цивильный Батыров улыбался нормально – только не всем присутствующим, а кому-то одному в зале. И уж точно не мне.
Гимн смолк. Для особо непонятливых гостей церемониймейстер жестом показал: «Прошу садиться», после чего заняла свои места и троица за столом под бело-сине-красной скатертью. Вероятно, и здесь существовал строгий и неукоснительный ритуал. Шеф Службы ПБ очутился по правую руку от Президента, сразу придвинулся к нему поближе и что-то зашептал главе государства на ухо. По потолку пробежали цветные зайчики, отбрасываемые множеством побрякушек с генерал-полковничьего мундира. Геннадий Батыров пристроился слева – и не то чтобы рядом, а как бы несколько поодаль. Приблизительно так располагался возле меня вишневый ангел-хранитель за столом рулетки. Вроде и близко, и советчик, но, если присмотреться, – просто посторонний дядечка. Не кум, не сват и не брат. Судя по всему, помощник Батыров быстро и безнадежно проигрывал соревнование за Президента, уступая инициативу Сухареву. За все время, пока седенький Глава Администрации, стоя у левого микрофона, бормотал вступительную речь, Президент всего лишь раз обернулся к своему помощнику слева, спросил что-то, получил короткий ответ, а затем инициативой вновь завладел начальник Службы президентской безопасности, опять оккупировавший правое ухо главы государства. Должно быть, Сухарев рассказывал Президенту нечто увлекательное, поскольку брови Президента несколько раз взлетали вверх, а улыбка становилась чуть менее официальной – хотя и в рамках протокола. Геннадию Батырову, оставшемуся в одиночестве, приходилось довольствоваться левым президентским боком и то и дело ищуще рассматривать зрительный зал. Нет, он определенно пытался найти кого-то среди гостей, журналистов и награждаемых… Только вот кого?