В равной степени и толстая буфетчица, облокотившаяся своими «буферами» о прилавок, энтузиазма при выборе блюд отнюдь не добавляла.
– Если мой совет хотите послушать, берите лучше горячее, – откровенно сказала она подругам. – Оно хотя бы в тот же день готовится. А салатами мы иной раз и по пять дней торгуем. Эти салаты мы для алкашни держим. Им все равно чем закусывать.
– Тогда можно мужчинам по шницелю, а нам…
– Шницели вы себе тоже не берите. Они вчерашние. Да и мясо… Я бы его есть не стала.
– А что же нам взять тогда? – растерялись подруги.
– Цыплят берите. По крайней мере, их хотя бы прожаривают хорошо.
Подруги взяли себе цыплят-табака, на гарнир заказали себе по одной порции картофеля фри, а для мужчин – по две. Порции в кафе были, прямо скажем, невелики. Но может, с другой стороны, оно и хорошо? Может, в этом выражалась забота администрации кафе о своих посетителях? Ведь такой еды, какую подавали тут, если много поешь – запросто тапки откинешь!
Цыплята выглядели такими пересушенными, что у подруг даже зародилось подозрение: а не соврала ли им толстая буфетчица? Может, ей просто надо было сбыть залежалый товар, вот она и посоветовала девушкам взять цыплят?
– В случае чего отдадим самые сухие части Ване. У него такой хороший аппетит, что он этих цыплят вместе с костями прожует.
Также они взяли сок для Вани и три пива, потому что Филипчук откровенно дал им понять, что говорить «в сухую» он не намерен.
– И водочки возьмите! – услышали подруги его голос. – Помянуть-то водочкой надо.
– Сто грамм водки.
– Слышьте, девчонки, – перегнулась к ним еще сильней буфетчица. – Вы чего это Андрея поите?
– А вы его знаете?
– Завсегдатай наш. Он и его жена. Гонору много, денег мало. Только все равно, каждый вечер пятницы они у нас сидят. Окончание рабочей недели отмечают. Не боитесь, что его мегера сюда нагрянет да вам все гляделки ваши выцарапает?
– У человека горе, – строго произнесла Инга. – У него дочь погибла! Мы пришли сообщить ему эту трагическую новость.
– Да? – скептически хмыкнула тетка, наливая водку в графинчик. – Чего-то не похож он на убитого горем папашу.
Подруги ничего не сказали. Они и сами понимали: менее похожего на отца убитой молодой девушки, чем Андрей Филипчук, человека сыскать трудно.
Водка и пиво, выпитые одним махом, быстро оказали на Андрея ожидаемый эффект. Лицо у него покраснело, глаза повеселели, а сам он преисполнился великим самодовольством.
– Вот и Ульянка хоть на что-то, да сгодилась. Хоть за ее счет пожру нормально. Моя-то нынешняя все больше на здоровую пищу налегает, о моем пищеварительном тракте и поджелудочной железе печется. А я так вам скажу: лучше прожить короткую жизнь, но яркую. Ну, вот как я! Чем всю жизнь чадить, как она!
– Не очень-то вы тепло отзываетесь о своей жене.
– Что есть, то есть, – охотно признал Андрей. – Так ведь и она не стесняется, почем зря меня чихвостит. И нахлебник я у нее получаюсь, и иждивенец! А разве же я виноват, что все мои жизненные планы один гад порушил?
– Какой гад?
– Настоящий отец Ульяны… как это… биологический… вот! – И, взглянув на друзей помутневшими от спиртного глазами, Филипчук скомандовал: – Еще водки принесите! Да не сто грамм, побольше. Небось не каждый день вы такие новости слышите!
За водкой сходил Ваня и принес два графинчика. Один выставил на стол, а другой, подмигнув подругам, спрятал возле своей ноги, на полу.
Увидев спиртное, Филипчук неожиданно загрустил:
– Эх, Ульянка, Ульянка, – печально произнес он. – И в кого же ты такая неугомонная уродилась? Жаль, не довелось мне с твоим родным папаней потолковать по душам. Не снизошел! Но деньги исправно присылал, что правда, то правда.
И Филипчук поведал подругам поистине удивительную историю. Оказывается, вкалывающая на трех работах Лариса Львовна не всегда была старой рабочей клячей, когда-то и она была хороша собой, молода, привлекательна. И на ее улице тоже был праздник. Вот только закончился он быстро.
– Мужик тот, что за Лариской ухлестывал, в советские годы в партийной элите числился. Хоть коммунизм в Советах уже последние минуты доживал, а все равно успел хахаль Лариске квартирку эту сделать. Да и деньжонок отсыпал. Конечно, они все в перестройку сгорели, но холодильник мы с Лариской купить успели.
Уж не тот ли самый, который видели подруги, до сих пор стоявший в квартире Ларисы Львовны?
– Холодильник и прочую обстановку, когда я уходил, жене и дочкам оставил, – тоном великого благодетеля продолжал Филипчук. – А из квартиры не выписался. Вот еще! Даром я, что ли, все эти годы чужую девку воспитывал? Ни сил на это не щадил, ни здоровья! Сколько нервов мне эта Ульянка попортила, теперь уж и не сосчитать! Эх, довелось бы мне в глаза ее родному папаше взглянуть, уж я бы ему грешки доченьки все до единого перечислил!
– Выходит, имя отца Ульяны вам не известно?
– Теперь-то уж узнал, а прежде, верно, не знал, кто он такой. Лариска это от меня таила, стерва. Небось все эти годы лишнюю копейку с мужика тянула, поверх обещанного.
– Так отец Ульяны давал вам деньги на содержание своей дочери?
– И за то, что я приблуду эту на свое имя записать согласился, грех Ларискин покрыл, – тоже, – кивнул головой Андрей. – И что вы думаете? Были они мне за это благодарны? Фиг! Стервы неблагодарные! Я для них ничего не жалел, а они меня куском хлеба попрекали. Иждивенец, пьяница, неудачник… Слышьте, что ли?
– Конечно.
– Обидно, – закручинился Андрей. – Неудачник… Это они обо мне говорили.
– Ну что вы! Какой же вы неудачник? Наоборот, вы – удачник!
– А может, они и правы были, – покачал головой окосевший Филипчук. – План-то мой провалился. Отец Ульяны помер, но ничего ей не оставил!
– План? Вы хотели разбогатеть за счет отца Ульяны? Ее настоящего отца?
– Ну так… Человек он, как я помню, даже в те годы уже немолодой был. Как я с Ларисой познакомился, она в тот момент еще брюхатой была, – сразу к этому мужику обратился.
– Как?
– Через Лариску, ясень пень. Сказал, что готов на Лариске жениться и ребенка своим признать, если мне за это заплатят.
– И тот мужчина согласился?
– Не хотел он ребенка на стороне. Детей собственных у него – трое. Кому нужен в такой ситуации еще один ребенок? Но я так рассудил: сегодня, может, ребенок мужику и не нужен. А завтра – пригодится. Ульяна тоже ведь – родная кровь, наследница!
Наследница! Это слово буквально врезалось сыщицам в мысли. Теперь подруги слушали пьяную исповедь Филипчука, которому спиртное очень быстро ударило по мозгам, куда внимательнее.