– Ты кто? – в ужасе спросил Петр, поскольку короткая ночная рубашка, в которой явилось существо, плохо скрывала сомнительные прелести и тем самым намекала на то, что между Петром и этим существом была некая интимная доверительность.
– Ты что, Петушок, не узнаешь своего Светика? – проворковало существо низким простуженным голосом, кокетливо поправляя плохо прокрашенные волосы.
– Светик? Какой еще Светик? – пробормотал Петр, мучительно пытаясь вспомнить вчерашний вечер.
– А какие слова ты мне вчера говорил! – мечтательно протянуло существо.
– Какие еще слова? – испуганно спросил Петр.
– Хорошие! Красивые! Такие слова, которые могут тронуть самые чувствительные струны в женской душе!
Судя по тому, как выражалась Светик, она, как и большинство Светиков страны, была воспитана на телевизионных сериалах. Петр же работал на телевидении, и его похмельные мучения от сериальной лексики еще больше обострились.
– Заткнись, а?! – взмолился он, страдальчески поморщившись и схватившись руками за голову.
В голове по-прежнему перекатывались валуны и двигалась по бездорожью тяжелая техника.
– Как я сюда попал? – спросил Петр, когда все его попытки самостоятельно вспомнить минувший вечер окончательно провалились.
– Обыкновенно, – ответила Светик. – У тебя в семье проблемы, ты пришел в кабак, там я тебя пожалела и привела домой…
– Это надо же так нажраться! – проговорил Петр, разглядывая свою спасительницу.
Светик ничуть на него не обиделась. Она понимала мужчин и знала, как они чувствуют себя по утрам после веселого вечера.
– А вот я тебе рассольчика принесла! – проворковала она и протянула своему временному другу граненый стакан с божественным утренним напитком.
Петр вцепился в стакан, как умирающий от жажды в пустыне, и высосал его. Жить стало легче, мир приобрел свои изначальные краски, и даже Светик не казалась уже отвратительным существом из кошмарного сна.
Во всяком случае, Петр почувствовал к ней искреннюю и горячую благодарность.
Светик заметила перемену в его настроении и с грацией молодого бегемота впрыгнула на тахту.
– Петушок хочет, чтобы Светик почесала ему спинку? – проворковала престарелая фея, с неженской силой прижимая мужчину к своей необъятной груди.
Однако Петр под действием волшебного утреннего напитка настолько окреп, что почувствовал в себе достаточно сил для побега.
– Петушок хочет в сортир! – грубо ответил он и, с трудом вывернувшись из богатырских объятий любвеобильной феи, спрыгнул с тахты на пол.
Здесь он подобрал брюки, рубашку и прочие предметы своей одежды и выскочил в коридор.
– Петушок, возвращайся скорее! – крикнула вслед ему недолгая подруга. – Светик тебя ждет!
– Ага, щас! – пробормотал Петр, собирая в коридоре недостающие части своего туалета.
Он кое-как натянул брюки, носки и рубашку и торопливо покинул квартиру, пока Светик не бросилась в погоню. Остальное он надел уже на лестничной площадке, причем явственно чувствовал на себе заинтересованный взгляд через дверной глазок соседней квартиры. Взгляд был, несомненно, женский.
Окончательно одевшись, Петр спустился по лестнице, вышел на улицу и поднял руку, чтобы остановить машину.
Машина подъехала очень скоро: несмотря на помятый вид, Петр производил впечатление обеспеченного человека, а то, что он был помят и растрепан, говорило только о том, что при расчете он не будет слишком мелочиться.
– Куда едем? – осведомился водитель, оглядев пассажира наметанным глазом.
– Пока прямо… – ответил Петр.
Ему нужно было для начала кое-что вспомнить…
Петр откинулся на сиденье, прикрыл веки и стал вспоминать минувший вечер.
Процесс этот шел в обратном порядке, от конца к началу.
Сперва он вспомнил, как возле стойки бара к нему подсела престарелая фея, и он начал раскрывать перед ней свою измученную душу. При воспоминании о Светике его невольно передернуло.
– Так куда едем? – повторил водитель свой вопрос.
– Домой… – машинально ответил Петр.
– А конкретно?
И тут Петр вспомнил, как забрел в заведение «Последний приют».
А с чего его туда занесло?
С этим было связано какое-то крайне неприятное воспоминание…
Петр поднял глаза, пытаясь сосредоточиться.
Прямо впереди по курсу машины красовался огромный постер, реклама банковского вклада под немыслимо высокий процент…
И это слово – процент – помогло ему вспомнить все.
Он вспомнил, как пришел к нотариусу, чтобы заставить жену подписать отказ от всех материальных претензий, и как вместо этого подлая Екатерина заставила его самого подписать дарственную на ее имя, по которой к ней переходила большая часть акций канала. Подлая баба сначала пыталась шантажировать его магнитофонной записью признаний идиотки Карины, а когда это не сработало, показала пуговицу от его пиджака в крови старика Муратова…
Петр здорово испугался и подписал дарственную.
Так что он больше не хозяин на канале…
Что же делать?
Самое ужасное, что проклятая пуговица осталась у жены, и она может вертеть им как заблагорассудится!
Но ведь он не убивал Муратова!
Как же пуговица попала на место преступления?
Этому может быть только одно объяснение: Петра кто-то подставил…
Тут в его раздумья ворвался нетерпеливый голос водителя:
– Так куда же мы все-таки едем?
– Домой… – повторил Петр, но тут же сообразил, что домой ехать нельзя: после вчерашнего ему совершенно не хотелось встречаться с женой. Причем это чувство, несомненно, было взаимным.
Потом он вспомнил, что оставил свою машину возле заведения «Последний приют». Так что неплохо бы для начала поехать туда и забрать свой автомобиль.
Он назвал водителю этот кабак, и тот вспомнил, где он находится.
Машина снова плавно тронулась, а Петр вернулся к своим так неожиданно прерванным размышлениям.
Его кто-то подставил.
Кто-то подбросил его пуговицу на место преступления.
Но для начала этот кто-то должен был отрезать эту пуговицу от его пиджака. Точнее, даже не отрезать, а оторвать – ведь эксперт легко определит разницу.
Утром, уходя из дома, Петр внимательно оглядел себя в зеркале – и тогда все пуговицы были на месте, он не мог не заметить такой непорядок в одежде.
Значит, пуговицу могли оторвать в течение дня, на канале.
Пиджак он на работе не снимал – значит, тот, кто оторвал эту пуговицу, должен был подойти к нему совсем близко. Как говорится, на расстояние телесного контакта.