Начнем с ТВ. Большая загруженность государственными делами, разумеется, не позволяла президенту Арбитману быть прилежным телезрителем. Но статьи-обзоры видных российских телекритиков он старался, по возможности, не пропускать и уже к концу 2003 года догадался, что качество юмористических шоу, идущих в прайм-тайм, пребывает на катастрофически низком уровне. Беглый взгляд на экран подтвердил наихудшие опасения: телеэстрада проваливалась. Даже «Городок» на второй кнопке, некогда живой, динамичный и яркий, заметно окостенел и потускнел. Что делать? «Случай 2000 года, когда Арбитман волевым решением изменил сетку вещания канала ОРТ, убрав из эфира шоу Валдиса Пельша «Угадай мелодию», оставался единственным примером такого вмешательства, — указывает А. Колесников. — Исключением, но не правилом. Так что президент решил подойти к проблеме с неожиданной стороны».
В своей книге «Из бани — в большую политику!» (2007) бывший артист эстрады и ТВ, а ныне руководитель одного из субъектов Российской Федерации Михаил Евдокимов вспоминает: «В январе 2004 года меня внезапно пригласили в Кремль. Я, грешным делом, подумал, что намечается предвыборный гастрольный чес в поддержку президента — нехилый шанс одновременно и отчизне пособить, и бабулек нарубить. Но вызвали меня, оказывается, не за этим. В кабинете президента за столом с расстеленной картой России сидели сам Роман Ильич и еще двое — главный эмчеэсник Леонид Коновалов и главный чекист Давид Копперфилд. Ледик строил из игральных карт высоченную пирамиду, а Додик своими пассами не давал ей рассыпаться. Когда я вошел, все трое поднялись из-за стола. «Михаил Семенович, вы зарываете свой талант политика, — сразу после взаимных приветствий взял быка за рога Арбитман. — Плюньте на эстраду, наигрались, вам нужен настоящий размах. Не желаете пойти в губернаторы?» Президент России как будто прочел мои мысли. Я давно уже мечтал отчебучить что-то капитальное, с крепким заделом на будущее. Монолог «Иду из бани, морда красная» меня еще кормил, но я его уже перерос. Даже Регина (Дубовицкая, в то время ведущая программы «Аншлаг» на РТР. — Л. Г.) на это намекала, а уж Регине-то я доверял, как себе. «А че! — бухнул я. — Нормалек, можно и в губеры. Земляки меня поддержат, я же родом с Алтая». При слове «Алтая» карточная пирамида внезапно рассыпалась, а Ледя с Додей, переглянувшись, что-то быстро зашептали президенту в оба уха. «Э, нет, Михаил Семенович, Алтай вам не подходит, — сказал мне Арбитман, — там на дорогах, вот мне подсказывают, тако-о-ое движение… Ну, короче, не годится вам Алтай, и все. Давайте в другое место». Я попросил: «Мне бы, дык, в глубинку, к корням». Президент повел указательным пальцем по карте страны, куда-то ткнул и сказал: «О-па! Оно. И, главное, примета хорошая — чтоб первые буквы фамилии губернатора и названия края совпадали. Кстати, и мне вас всех запомнить легче. Словом, Еврейская автономная область примет вас, как родного». Я подумал: «А че? Евреи — тоже люди, они юмор очень даже ценят». И в голове у меня стало вырисовываться мое первое обращение к избирателям: «Иду я, значит, из синагоги, морда красная…»
Забегая чуть вперед, скажем, что губернаторские выборы в ЕАО прошли блестяще. Главный соперник Евдокимова, местный олигарх Мордехай Ен, поддержанный КПРФ, получил всего 15 % голосов, а сам народный любимец — вчетверо больше. По мнению Е. Ямпольской, колумниста газеты «Русский курьер» (апрель 2004), би-робиджанцам повезло больше, чем калифорнийцам, избравшим губернатором Арнольда Шварценеггера: «Шутник, работая в образе, демонстрирует природную смекалку и чисто житейский ум. А вроде бы продвинутые американцы голосовали за Арни, хоть и «железного», но даже разговаривающего по-английски с превеликим трудом. С поправкой на национальный менталитет сибиряки выбрали себе среднепьющего мужика, калифонийцы же — тупого Терминатора».
В апрельском интервью газете «Время новостей» Регина Дубовицкая торжественно сообщила: «Теперь я уверена, что у нас в «Аншлаге» есть несколько человек, которые выиграли бы выборы». Президент Арбитман, похоже, еще в январе уверился в том же самом.
Вслед за Евдокимовым Роман Ильич зазвал в Кремль еще десяток телеюмористов с разных каналов и сделал каждому лестное предложение, от которого трудно было отвертеться. В итоге Евгений Петросян пошел на выборы в Петрозаводске, Клара Новикова — в Новгороде, Геннадий Хазанов — в Хакасии, Юрий Стоянов — на Ставрополье, а Илья Олейников — в Орле. Не всем достались крупные участки. Ефиму Шифрину пришлось ехать в маленькие Шиханы, Михаилу Жванецкому — выдвигаться в мэры Жуковского, Михаилу Задорнову — выбирать между Загорском и Задонском Липецкой области, а Юрию Гальцеву — всерьез побороться с Максимом Галкиным за право руководить Гатчиной…
Вопреки законам арифметики перемена мест слагаемых изменила и сумму. Эстрадники, поднадоевшие в московском телеформате, обрели второе дыхание в региональной политике, оказавшись, как правило, толковыми менеджерами и рачительными хозяевами. «Сам Роман Ильич называл эти местные радости генеральной репетицией и чему-то усмехался — мы тогда не понимали чему, — рассказывал автору этих строк Михаил Успенский, помощник президента по работе с регионами. — К апрелю наши выдвиженцы переиграли соперников и осели в провинции. Только Регина Дубовицкая вскоре запросилась обратно в Москву. «Они, Роман Ильич, надо мной смею-у-у-утся! — трагическим голосом жаловалась она президенту на свой электорат. Ей достался город физиков — колючая подмосковная Дубна…»
Уход в политику юмористов советской школы благоприятно повлиял на весь телеэфир. «Аншлаги», «Смехопанора-мы», «Кривые зеркала», лишенные звезд, рассыпались в прах без всякого административного нажима. Природа не терпит пустот: на развалинах возникли рейтинговые разговорные шоу формата stand-up, подобные «Comedy Club», — едкие, задиристые, подчас весьма и весьма грубоватые, чей юмор, однако, не вызывал уже совковой оскомины.
«Нельзя сказать, будто новые юмористы всегда лучше старых, — замечал в интернет-газете «Взгляд» писатель Рустам Кац. — Порой они хуже старых. И мы, и вы, и сам президент Арбитман, я сильно подозреваю, не в большом восторге от лихой развязности этих юнцов, от их шуточек про Кремль, от часто повторяемых «жоп» и прочего в том же духе. Но давайте не будем ругаться: эти ребята — просто другие, они символ уже другого времени, в котором мы оказались вместе со страной в начале XXI века…»
Разобраться с главным советским праздником оказалось сложнее, чем положить на обе лопатки советский телеюмор: все же дата 7 ноября (25 октября по старому стилю) обладала «многоступенчатым» бэкграундом; праздник отмечали еще задолго до появления ТВ, и дата, казалось, навечно впечаталась в подкорку. Даже Ельцину в годы бури и натиска не удалось вытравить ее из памяти. Наскоро придуманный, эклектичный и мертворожденный «День примирения и согласия» не мог устроить ни правых, ни левых. «Роман Ильич понимал, — пишет Р. Медведев, — что если уж изыскивать дату, удобную для всех, то праздничная альтернатива «Великому Октябрю» должна быть найдена в любой сфере, кроме политической».
Выступая в программе НТВ «Итоги» (февраль 2004 года), Роман Ильич говорил так: «Я не посягаю на чужие убеждения. Пускай члены КПРФ проводят свои демонстрации 7 ноября — пожалуйста, нет проблем. Я другое не пойму: почему у нас в стране должен оставаться выходным день, когда заговорщики совершили в стране переворот, свергли законное Временное правительство и развязали гражданскую войну? Ну ладно, раз мы привыкли отдыхать где-то в первой декаде ноября, мы выходной сохраним, слово президента. Но тогда уж надо придумать хотя бы повод поприличней — не такой конфликтный, как раньше, чтобы опять не идти брат на брата».