Солнце поднялось уже высоко. Марк отступил в тень, под дерево:
— Я просто упомяну об этом в статье. Не называя источников.
— Какую гарантию вы можете мне дать?
— Гарантию здравого смысла. Мои читатели — французы. Им интересен Жак Реверди, а не Вонг-Фат. Ваше имя ничего никому не скажет.
Торговец по-прежнему не отпускал решетку, но в его позе уже не чувствовалось напряжение. Интуиция подсказывала Марку, что теперь он не уйдет. Через несколько минут наступит развязка. Он тут же перешел в наступление:
— Что вы продавали Реверди?
— Этого я сказать не могу.
— Вы боитесь, что вас обвинят в сообщничестве?
Вонг-Фат удивленно посмотрел на него:
— Дело не в этом. Совсем не в этом.
— Тогда чего же вы боитесь?
Мужчина тупо уставился в землю. Листва дерева, под которым они стояли, отбрасывала пляшущую тень на его рябоватое лицо.
— Это касается моего сына.
— Вашего сына?
Марк ничего не понимал.
— Мой сын… — Он обвел жестом дом, бассейн, по-прежнему подрагивающие банки. — Ради него я был готов продать любой экземпляр — любого скорпиона, любую бабочку. Чтобы дать ему все самое лучшее. Частные школы. Юридический факультет в Великобритании…
Он замолчал. Казалось, насекомые в своих темницах тоже успокоились. Вместе с хозяином.
— Мой сын. Он никчемный. Дурной человек.
— Дурной?
При мысли об этом лицо Вонг-Фата окаменело. Легкие тени контрастировали с жесткостью черт, Марк бросил взгляд на ветки: их усеивали длинные зеленые насекомые, напоминающие по форме сучки. Необъяснимым образом в мозгу всплыло их название: палочники. Откуда он это знал?
Вонг-Фат повторил:
— Дурные наклонности.
Во всем этом Марк. не улавливал никакой. связи с Жаком Реверди. Тем не менее ему надо было выслушать исповедь.
— Мы живем в стране, где определенные вещи доступнее, чем в других местах… За несколько ринггитов можно удовлетворить многие желания. В Таиланде дело еще хуже. Пачка батов — и все возможно.
Он замолчал, раздумывая над собственными словами. Марк завороженно наблюдал за тенями палочников на его лице.
— Вернувшись из Англии, мой сын стал все чаще уезжать на север, к границе с Таиландом. Один раз я поехал следом за ним. Я заходил в каждый бордель, который он посещал. Я расспрашивал токе — китайцев, содержащих заведения такого рода. О вкусах, о предпочтениях моего сына. То, что я узнал, повергло меня в ужас.
Опять молчание на фоне тихих барабанчиков, слабого рокота из банок.
— Вначале он просто искал девственниц… — На лице промелькнула легкая улыбка, похожая на нервный тик, — Это отвратительно, но в наших краях это дело обычное. Особенно сейчас, когда свирепствует СПИД. Кроме того, китайцы считают девственниц источником вечной молодости. Но моего сына интересовало не это. Совсем не это.
Тени насекомых по-прежнему создавали устрашающий рисунок на его темном лице.
— Он пил их кровь. — Он уставился прямо в глаза Марку, как бы желая узнать его мнение. — Он лишал их девственности и пил их кровь.
Марк подумал о подозрении Аланга: Реверди был вампиром. Он вспомнил также, о чем Реверди спрашивал у Элизабет: менструальная кровь, кровь дефлорации. Нет. В это невозможно поверить. Вонг-Фат продолжал, захваченный собственными переживаниями:
— Я обнаружил и более омерзительные вещи. Он просил других девушек оставлять для него использованные презервативы. Он требовал, чтобы на него мочились, перевязывали ему член, чтобы он не мог кончить. Он заставлял малышек терпеть такое, о чем у меня язык не повернется рассказать вам. Я обнаружил, что он воровал у меня скорпионов и змей для своих развлечений. Десятилетние девочки! Он терроризировал все приграничные бордели. И я это оплачивал!
Снова молчание. Солнце жгло невыносимо. А живые сучки все так же разгуливали у них над головами. Казалось, торговец ничего не видит и не слышит.
— Когда я вернулся в Танах-Рата, я схватил его. Я не находил слов, я плюнул ему в лицо. Он улыбнулся мне и сказал: «Продолжай, я это обожаю». Тогда я начал его бить. Избивать изо всех сил.
Вонг-Фат с трудом подавил всхлип. Марк понимал, что плачущий китаец — это редкое зрелище.
— Я не мог остановиться. Я бил, бил… Во мне проснулась звериная ненависть. Можно было подумать, что я ненавидел его всю жизнь.
Вдруг он улыбнулся, окинув взглядом прожитую жизнь:
— Когда мне удалось остановиться, он был весь в крови. Я услышал какие-то острые, напряженные звуки… Он плакал. Мой маленький мальчик плакал. Я бросился к нему. Вся ненависть куда-то пропала. Я обнял его и в этот миг чуть не умер: он смеялся. Он смеялся!
Вонг-Фат замолчал, потом пнул ногой валявшуюся на земле банку из-под цикория: крышка упала, выпустив на волю крупных жуков, улетевших с шумом вертолетных моторов.
— Этот мерзавец получал удовлетворение. Я увидел, что он прижимает руки у себя между ног. Он онанировал, пока я его лупил.
Он поднял на Марка свои черные глаза с желтоватым ободком:
— Я простой человек. Я всегда занимался насекомыми. Все, что я заработал, — это благодаря им. Как я могу понять подобные отклонения? Я выгнал его. Это чудовище.
Наступила долгая пауза. Марк все еще не понимал причины этой исповеди. Он заметил, что один палочник прохаживается по его руке, но не пошевелился, боясь прервать поток откровений.
— А Реверди? Какая тут связь с вашим сыном? Они знакомы?
— Сейчас мой сын адвокат в Куала-Лумпуре.
— И что же?
— Мой сын — адвокат Жака Реверди. Его, как говорится, назначили официально. Но я-то знаю, что он заплатил за это назначение. Этот убийца его восхищает.
Словно яркая вспышка озарила мозг Марка. Как же он сразу не догадался? Ведь он сам посылал письма «Джимми Вонг-Фату»! Значит, вампир был защитником Жака Реверди. Внезапно он почувствовал дурноту: Джимми — единственный человек, кроме него и Реверди, кто знает о существовании Элизабет. Теперь он встряхнул рукой, чтобы сбросить насекомое.
— Он отправился к Реверди, как ученик к учителю, — заключил китаец. — Чтобы совершенствоваться в зле. Я не хочу, чтобы люди знали, что я тоже был знаком с этим убийцей. Это могло бы усилить подозрения в отношении моего сына.
Марк почувствовал, что на этом признания торговца закончились. А главного он так и не узнал.
— Но вы можете, по крайней мере, сказать мне, что он у вас покупал?
Торговец отрицательно покачал головой и открыл решетку:
— Нет, Я хочу забыть обо всем. Теперь, когда я знаю, что Реверди убийца, я догадываюсь, что он делает с девушками.