Я встал, оделся и сунул в карман диктофон, предварительно проверив, работает ли он. Когда я пристегивал кобуру, подошла Тина и обняла меня своими длинными руками. Я понял, что сейчас мы играем вечную сцену проводов воина, всегда одинаковую, независимо от времени и места действия и языка персонажей.
— Возвращайся под полог, — прошептал я. — Там еще остались наши запахи. Почувствуй их и сохрани, маленькая газель. Пусть они всегда живут в твоем сердце.
Тина не сразу поняла смысл моих слов. Потом ее лицо осветилось, и она попрощалась со мной на санго.
Снаружи разгорался мокрый рассвет. Искрились высокие травы, а воздух давно не казался мне таким чистым. Все пространство, насколько хватало глаз, занимали аисты. Все было белым и черным, черным и белым. Птицы исхудали, растеряли перья, устали, но выглядели счастливыми. Пролетев десять тысяч километров, они наконец оказались дома. Я был единственным, кто пришел вместе с ними к финишу, я да еще Кифер — живой мертвец, знавший, чем заканчивается эта кошмарная история. Еще раз проверив, заряжен ли «Глок», я зашагал дальше. Дом чеха четко вырисовывался на фоне реки.
Я бесшумно поднялся по ступеням веранды. Войдя в гостиную, я обнаружил женщину мбати, свернувшуюся калачиком на софе и громко храпевшую. Ее толстое лицо некрасиво опухло во сне. Щеки были сплошь покрыты длинными насечками, поблескивающими в тусклом свете раннего утра. Вокруг нее прямо на полу, сбившись в кучу под рваными одеялами, спали дети.
Коридор заворачивал налево. Я удивился, до чего этот дом был похож на тот, откуда я только что вышел. Кифер и я жили на одинаковых виллах. Я осторожно проскользнул по коридору. По стенам бегали сотни ящериц, поглядывая на меня своими недобрыми глазками. В доме стояла неописуемая вонь. Затхлые запахи реки отравляли воздух. Я прошел дальше. Интуиция подсказывала мне, что чех жил в такой же комнате, что и я: последней справа по коридору. Дверь оказалась открыта. Комната утопала в полумраке. В центре под высоким пологом стояла кровать, судя по всему, пустая. На низком столике стояли полупрозрачные флаконы и лежали два шприца. Я еще немного углубился в этот склеп.
— Чего тебе, парень?
Я похолодел. Голос доносился из-за москитной сетки. Только его едва ли можно было назвать голосом. Скорее он напоминал шепот или сипение, прорывающееся сквозь бульканье мокроты и гулкие хрипы. Я с большим трудом разобрал слова и понял, что звук этого голоса будет преследовать меня до конца жизни. Голос произнес:
— Если человек уже мертв, ему ничего нельзя сделать.
Я подошел поближе. Рука, лежавшая на рукоятке «Глока», дрожала: я был напуган, как ребенок. Наконец я разглядел того, кто скрывался за складками тюля. И почувствовал глубочайшее отвращение. Болезнь сожрала Отто Кифера, и сделала это весьма умело. Он представлял собой скелет с небрежно висящей на нем дряблой кожей. У него не осталось ни единого волоска, ни на голове, ни на теле. На лбу, на шее, на предплечьях там и сям виднелись темные пятна и сухие корки. На нем была белая сорочка в грязных разводах, он сидел в постели, как бы подчеркивая, что он пока еще по эту сторону смерти.
Черт его лица мне было не разглядеть, только смутно угадывалось, где у него глаза: в глубине темных впадин поблескивали мутно-желтые искры. На фоне безволосой кожи четко выделялись только высохшие черные губы. Они были полуоткрыты и обнажали опухшие, еще более черные десны. В провале рта виднелись неровные желтые зубы. Этому-то чудовищу и принадлежал услышанный мной голос.
— Закурить есть?
— Нет.
— Сволочь. Зачем ты сюда приперся?
— Я… мне нужно задать вам несколько вопросов.
Кифер хихикнул, и в горле у него забулькало. Струйка коричневатой слюны вытекла прямо ему на рубашку, но он не обратил на это внимания. Он снова заговорил, собравшись с силами:
— Тогда я знаю, кто ты. Ты тот засранец, который копается в наших делах вот уже два месяца. А мы думали, ты на востоке, в Судане.
— Мне пришлось поменять свои планы. Я стал гораздо осмотрительнее.
— И ты сюда тащился, чтобы прижать старого Кифера? Так, что ли?
Я не ответил и незаметно включил диктофон. Изо рта Кифера вырывались низкие хрипы и текла пенистая слюна. Словно какое-то насекомое глухо жужжало, утопая в болоте. Текли томительные секунды. Кифер продолжал:
— Что ты хочешь узнать, малый?
— Все.
— А с какой стати я должен тебе все выкладывать?
Я равнодушным голосом объяснил:
— Потому что ты настоящий бандит. И, как всякий бандит, ты должен уважать кое-какие законы. Например, закон схватки один на один, закон победителя. В Софии я убил человека, болгарина. Он работал на Бёма. Другого наемника, Миклоша Сиккова, я застрелил в Израиле. В Мбаики я вытряс из Мдиае сведения о том документе, что ты заставил его сочинить пятнадцать лет назад. Потом выбил зубы Клеману, и вот я здесь, я нашел тебя, Кифер. Как ни крути, я победил. Я знаю о комбинации с алмазами и аистами. Мне также известно и то, что с апреля этого года вы разыскиваете пропавшие камни. Я знаю, как вы организовали свою сеть. Знаю, что в Израиле вы убили Иддо Габбора, потому что он все раскрыл. Я много чего знаю, Кифер. А сегодня ты у меня на мушке. История с алмазами закрыта. Макс Бём умер, и сам ты долго не протянешь. Я победил, Кифер, и поэтому ты мне все расскажешь.
По-прежнему слышалось только сиплое дыхание Кифера. В темноте казалось, что он просто сопит во сне или, наоборот, что он, угрожающе шипя, как змея, ждет удобного момента, чтобы напасть. Наконец он прошептал:
— Ладно, малый. Давай торговаться.
Под дулом пистолета, разбитый болезнью, Кифер все еще продолжал разыгрывать из себя крутого парня. Чех выложил свои козыри. В его язвительной речи я различил едва заметный славянский акцент.
— Ну, раз ты столько всего знаешь, тебе должно быть известно и то, почему меня прозвали «Тонтон Граната». Под простыней, вот здесь, я держу наготове гранату и в любой момент могу ее взорвать. Одно из двух: или я тебе сегодня утром кое-что расскажу, и ты в знак благодарности пристрелишь меня, — или, если у тебя кишка тонка, я взорву нас обоих, себя и тебя. Прямо сейчас. Отличный случай разом со всем покончить, малыш. Самому, без твоей помощи, это слишком уж трудно.
Я сглотнул слюну. Адская логика Кифера пригвоздила меня к месту. Зачем ему было совершать самоубийство при помощи моего «Глока», если и так жить ему оставалось всего несколько дней? Я произнес:
— Я слушаю тебя, Кифер. В нужный момент моя рука не дрогнет.
Умирающий усмехнулся. На губах у него выступили черные пузыри мокроты.
— Очень хорошо. А теперь раскрой уши пошире. Потому что такую историю, как я тебе расскажу, услышишь не каждый день. Все началось в семидесятых годах. Я был правой рукой Бокассы. Работы у меня было по горло. Тогда досталось всем — от воров до министров. Я выполнил все поручения Бокассы — будь они прокляты! — и получил свою долю. Хорошая настала жизнь. Только вот Бокасса совсем сбрендил. Тут такое началось: и припадки, и отрезанные уши, и жажда власти — в общем, дело принимало скверный оборот.