– Зачем вы мне все это рассказываете? – произнес я удивленно. – Я вам даже не показал свое служебное удостоверение.

– Доверяю.

– С чего бы это?

– Скажите спасибо вашему другу.

– Какому другу?

– Французскому полицейскому. Он предупредил меня, что вы приедете.

Значит, Люк меня и здесь обскакал. И он был уверен, что я пойду по его следам. Неужели он уже тогда готовился к самоубийству? Я ощупал карманы. У меня была с собой его фотография, правда несколько помявшаяся в кармане.

– Вы имеете в виду этого человека?

– Да, Люка Субейра.

– Вы ему все это рассказали?

– У меня не было необходимости. Он и сам знал немало.

– Он знал, что Манон жива?

– Да. Он шел по ее следам.

Не иначе как его направлял Сарразен. Жандарм выложил ему все, что знал. Почему ему, а не мне? Мог ли Люк дать ему что-то взамен? Или у него был способ нажать на жандарма?

– Что еще он вам говорил?

– Какой-то бред. Он был… в экзальтации.

– В каком смысле?

– Вы сами, не в обиду будь сказано, несколько взвинченны, но состояние вашего друга граничило с патологическим. Он утверждал, что исцеление Манон – чудо. Причем совершенное дьяволом! Как и исцеление другой девушки. На Сицилии.

– Что вы об этом думаете?

У Белтрейна вырвался сухой смешок:

– Я и слышать об этом не хочу! Я посвятил свою жизнь уникальному методу реанимации. Я вложил весь свой талант, все свои знания в эти исследования не для того, чтобы мои достижения приписали сверхъестественному вмешательству!

– Люк вам говорил о путешествии в небытие?

– Конечно. По его словам, дьявол общался с Манон, пока та находилась в коме.

– Что вы думаете об этой гипотезе как ученый?

– Абсурд. Нельзя отрицать опыт людей, перенесших клиническую смерть. Но в нем нет ничего сверхъестественного или таинственного. Банальный биохимический феномен. Что-то вроде помрачения рассудка.

– Объясните.

– Клиническая смерть приводит к прогрессирующей асфиксии мозга. На пороге смерти мозг не снабжается кровью. И тогда происходит массивное высвобождение нейромедиатора глютамата. Предполагается, что мозг, реагируя на эту перенасыщенность, высвобождает другое вещество, которое и вызывает «вспышку».

– Что за вещество?

– Мы об этом ничего не знаем. Но исследования в этой области ведутся. Когда-нибудь мы получим ответ. Однако все эти случаи никогда не рассматриваются как сверхъестественные. Потусторонние силы тут абсолютно ни при чем!

Версия Белтрейна меня ободрила. Но я еще не мог полностью под ней подписаться.

Врач заключил:

– Люк Субейра меня предупредил, что если вы приедете, значит, произошло кое-что серьезное. Что произошло?

Еще одно подтверждение того, что Люк все готовил заранее. Когда он посетил Белтрейна, он уже знал, что покончит с собой. Или же он опасался, что его устранят те, кто хотел убить меня?

– Люк Субейра попытался покончить с собой.

– Он выжил?

– Это невероятно, но он был спасен по вашему методу. Он утопился недалеко от Шартра. «Скорая помощь» переправила его в клинику, в которой имеется аппарат искусственного кровообращения. Они применили вашу технику. В настоящее время он в коме.

Белтрейн снял очки. Он массировал веки, и я не видел его глаз. Когда он отнял руку от лица, очки уже были на месте. Он пробормотал мечтательным голосом:

– Необыкновенно, в самом деле… Он был так увлечен историей Манон. Значит, его спасли таким же образом. Ваше дело принимает фантастический оборот, не правда ли?

Я ответил вопросом на вопрос:

– А имя Агостины Джедды вам что-нибудь говорит?

– Нет.

– Раймо Рихиимяки?

– Нет. Кто они? Подозреваемые?

– Пока еще рано говорить об этом. Череда преступлений. Череда преступников. Но за всем этим стоит одна правда.

– Вы полагаете, что Люк открыл эту правду?

– Я уверен.

– Это толкнуло его на самоубийство?

– Абсолютно точно.

– И вы идете по тому же пути?

– Не опасайтесь. Я не камикадзе.

Я открыл дверь. Белтрейн присоединился ко мне на пороге. Он был мне по плечо, но в два раза шире меня.

– Если вы найдете Манон, известите меня.

– Обещаю.

– Обещайте мне кое-что еще. Будьте с ней поделикатнее. Она очень… уязвимая молодая девушка.

– Клянусь вам.

– Очень прошу вас. Случившееся с ней в детстве наложило отпечаток на всю ее жизнь.

Его заботливость начинала меня раздражать. Я сухо ответил:

– Я вам сказал: я знаю ее досье.

– Вы не все знаете.

– Что?

– Я должен вам открыть одну вещь, которой я никому не говорил. Даже ее матери.

Я отпустил дверную ручку и вернулся в комнату, тщетно пытаясь поймать взгляд врача за непроницаемыми, как маска, стеклами.

– Когда Манон поместили ко мне в отделение, мы провели полное обследование.

– И что?

– Она не была девственницей.

Кровь застыла у меня в жилах. Кольца змеи продолжали сжиматься. Мною овладела новая идея. Теперь я вообразил Казвьеля и Мораза в шкуре ужасных растлителей. Это они, и только они, растлили Манон. «За тобой гонится дьявол» – речь шла именно об этих подлецах. Они на нее влияли. Они давали ей сатанинские предметы. Они ее изнасиловали.

– Спасибо за доверие, – сказал я без выражения.

Пересекая подсвеченный фонариками японский сад, я продолжал соображать. Если Сильви Симонис знала о совращении дочери, она вполне могла увидеть в этом происки не человека, а самого Сатаны.

80

Следовало обыскать квартиру Манон Симонис. Хотя бы для формы. Но прежде мне надо было уладить другое небольшое дельце. Кроме Сарразена, мне солгал еще кое-кто. Та, что всегда знала правду о Манон и все же заставила меня плутать во тьме: Марилина, директриса приюта Богоматери Благих дел. Я все еще слышал ее голос, говоривший, что Сильви была прощена.

Марилина знала все. Она была рядом с Сильви во время ее покаяния, когда та удалилась в приют Богоматери Благих дел. Я набрал ее номер и после трех звонков услышал гнусавое: