Дверь поддалась легко. Все шло как по маслу. Где-то глубине моего мозга прозвенел тревожный звонок: все это попахивает ловушкой, Белтрейн где-то здесь и ждет меня. «ТОЛЬКО ТЫ И Я».
Комната тонула во тьме. Я вытащил из кармана фонарик и включил его. Я был готов увидеть банки с насекомыми, парники с лишайниками. Но это оказалась простая лаборатория цифровой фотографии.
Я подошел к доске, установленной на козлах: на ней в беспорядке были навалены снимки. Я положил фонарь, убрал пистолет в кобуру и натянул резиновые перчатки. Потом направил свет фонаря на фотографии. Все это я уже видел раньше. Изуродованное лицо Сильви Симонис. Ее тело, съеденное червями и мухами. Только на этих снимках женщина была еще жива…
Постаравшись унять дрожь, я продолжил просмотр. Обезображенный мужчина с разинутым в крике ртом. Сальваторе Джедда. Умирающий старик, чья зеленоватая плоть лопается, распираемая газом. Без сомнения, это отец Раймо.
Еще лица, еще тела. Что ни снимок, то подтверждение. Многие годы в разных концах Европы Белтрейн убивал, мстя за «лишенных света» от имени дьявола.
Мне захотелось, чтобы этот момент стал историческим.
Чтобы всему миру стало известно.
В пятницу, 15 ноября 2002 года, в 20 часов, майор Матье Дюрей разоблачил самого извращенного из серийных убийц начинающегося тысячелетия.
Но нет.
Никто не знал, что я здесь.
Никто даже не подозревал о существовании этого уникального убийцы.
Я поднял глаза. Передо мной еще одна дверь, выкрашенная в черный цвет. Продолжение ада. Я направился к ней. Запах мертвечины усилился. Меня бросило в пот, в горле пересохло. Легкие сжались и стали размером с два кулака. Меня преследовала мысль: Белтрейн где-то поблизости.
Дверь была несгораемая, на шарнирных петлях. Я глубоко вдохнул и без труда ее открыл. Никаких сомнений: я попался в ловушку. Но отступать было поздно. Предчувствие окончательной развязки, неминуемой правды притягивало меня против воли.
Запах тухлого мяса стал непереносимым. Дыша ртом, я огляделся. Тусклый свет освещал просторную прямоугольную комнату. Вдоль двух ее боковых стен шли ряды клеток, завешанных марлей, – точно так же, как у Плинка. Потолок и верхняя часть стен были обиты утеплителем. Удушающая жара усугублялась вонью разлагающейся плоти. Во всех углах на полу стояли увлажнители.
На дальней стене висели фотографии из предыдущей комнаты. Я подошел ближе. Изъязвленные лица, кишащие червями тела, гноящиеся раны. Но тут еще были иллюстрации из учебников по судебной медицине и из книг по анатомии. Детальные изображения насекомых-вредителей. Все как у Плинка. Но с преступным и варварским уклоном.
На столе в центре комнаты теснились колбы, аквариумы, покрытые тканью или целлофановыми мешками. Неужели тут хранится та гадость, которую жрут легионы Белтрейна?
Я постарался взять себя в руки. Я майор Дюрей. Я на задании и должен произвести формальный обыск. Со мной ничего не может случиться.
Я приподнял ткань и рассмотрел содержимое стеклянных контейнеров. Вырванный пенис, глаза, плавающие в формальдегиде. Сердце, печень коричневого цвета, едва различимые в мутной жидкости.
Я точно знал, что эти человеческие органы принадлежали не убитым. Врач оказался еще и мародером. Разорителем могил. Его положение открывало ему доступ к спискам умерших не только в его клинике, но и во всей Лозанне и ее окрестностях. Сам ли он выкапывает трупы, чтобы кормить ими свое войско? Я подумал о швейцарских семьях, которые приходят на пустые могилы.
– Я мог бы скармливать им животных, но здесь это не принято.
Я повернулся. На пороге стоял Мориц Белтрейн – руки в карманах джинсов, грязная фуфайка навыпуск. Все тот же студент в кроссовках, в огромных очках и с челкой болонки.
Я приказал, направив на него свой «глок»:
– Медленно выньте руки из карманов.
Он беспечно повиновался. Вдруг я закричал:
– Зачем? Зачем все это? Убитые люди? Пытки? Насекомые?
– Ты вел уникальное расследование, Матье. Единственное, вращавшееся вокруг основного вопроса.
– Дьявола?
– Нет, смерти. По существу, полицейские, судьи, адвокаты никогда не говорят о главном: о мертвецах. Что те думают об убийствах, жертвами которых стали? Что бы сделали, если бы могли за себя отомстить?
В его затемненных очках, за которыми прятались глаза, отражались клетки с насекомыми. Он перешел на «ты» – в конце концов, мы достойные противники.
– Впервые благодаря Господину, – продолжал он, – мертвые получили право высказаться. Еще один шанс. Я помогаю им вернуться и отомстить за жестокость живых.
Мне захотелось взвыть. По словам Белтрейна выходило, что «лишенные света» сами совершали преступления. Но я решил не сдаваться. Овладев собой, я произнес достаточно сдержанно:
– Это вы убили Сильви Симонис, Сальваторе Джедду, Артураса Рихиимяки. И других!
– Ты ничего не понял, Матье. Я никого не убивал. Я всего лишь помощник. Если хочешь, заступник. Я всего лишь поставляю… сырье.
Я не верил своим ушам. Наконец-то я нашел убийцу. Психа, Пришельца из Тьмы. И этот чокнутый вешает мне лапшу на уши.
– Я все знаю, – произнес я сквозь зубы. – О вашем влиянии на реанимированных. О ваших методах имитации негативного предсмертного опыта. При помощи внушения, ибоги и еще черт знает чего вы обработали этих людей. Вы заставили их поверить, будто они видели дьявола. Вы убедили их в их виновности. Но это вы, и никто другой, пытали и убивали.
– Я разочарован, Матье. Ты добрался до меня, но тем не менее большая часть правды еще скрыта от тебя. Потому что ты отказываешься признать очевидное. Могущество Сатаны. Только он их спас, а затем они отомстили. Когда-нибудь о «лишенных света» напишут книгу.
Кто был по-настоящему разочарован, так это я. Мне не удалось выудить у убийцы признание. Белтрейн – пленник своего безумия. Вполне готов для сумасшедшего дома и оправдательного приговора. Я подумал о скрюченных мукой телах, о кастрированном Сарразене, о бесповоротном безумии Люка – и поднял свой «глок»:
– Все кончено, Белтрейн. Я – конец твоей истории.
– Ничего еще не кончено, Матье. Цепочка продолжится. Со мной или без меня.
Я ощутил вибрацию. Мобильник. Я застыл. Врач улыбнулся:
– Ответь. Я уверен, что сообщение тебя заинтересует.
Его уверенный голос заставил меня похолодеть. Похоже, и этот звонок им спланирован. Первая моя мысль – о Манон. Я поднес телефон к уху. Это Фуко:
– Ты где?
– В Швейцарии.
– Что ты забыл в Швейцарии?
Голос моего помощника звучал странно. Что-то случилось.