— Что это нормально, — ответила Рита.
— Что именно? Скобки на зубах?
— Да, конечно. А о чем, по-твоему, сейчас шла речь?
Честно говоря, я далеко не всегда бываю уверен, о чем
у нас идет речь, так как Рита обычно умудряется говорить одновременно о трех предметах. Возможно, это из-за работы. Хотя я и прожил с Ритой несколько лет, но знаю лишь, что на работе она жонглирует большими числами, переводя их в разные иностранные валюты и посылая результаты на местный рынок недвижимости. Одна из невероятных загадок жизни: женщина, достаточно умная, чтобы производить сложные вычисления, оказывается редкостно глупа, когда дело касается мужчин. Сначала Рита вышла за наркомана, который бил ее, а заодно Коди и Эстор, и наконец натворил достаточно неприятных и незаконных дел, чтобы попасть за решетку. И тогда Рита, освободившись от многолетнего кошмара — брака с наркоманом, радостно бросилась в объятия еще худшего чудовища — Декстера.
Разумеется, она не знала, что я собой представляю, да и я не стремился ее просветить. Я изо всех сил старался держать жену в блаженном неведении касательно своей подлинной сути — Темного Декстера, веселого вивисектора, живущего ради того, чтобы слышать шорох скотча, видеть блеск ножа и чуять запах страха, исходящий от очередного достойного кандидата, который заслужил билет на Темную Игровую Площадку Декстерленда, убив невинного и каким-то чудом проскользнув меж пальцев правосудия.
Рита никогда не узнает мою истинную суть. И Лили-Энн тоже. Времяпрепровождение с новыми друзьями вроде Валентайна проходило втайне — по крайней мере до злополучного инцидента со Свидетелем. На мгновение я задумался о нем и об оставшихся в списке именах. Один из этих людей — именно тот, кто мне нужен, иначе и быть не может, и когда он будет в моих руках… Я уже буквально чувствовал приятное возбуждение, которое испытаю, когда схвачу и свяжу его, уже слышал сдавленные вопли боли и страха…
Мысленно забравшись в дебри своего маленького хобби, я совершал страшное преступление — я жевал свиную отбивную, не чувствуя вкуса. Но, к счастью для вкусовых сосочков, представляя, как Свидетель рвется из пут, я откусил еще кусок свинины и немедленно покинул царство приятных грез, вновь оказавшись за семейным столом. Я отправил в рот остатки риса и подцепил на вилку каперс, и тут Рита сказала:
— Страховка не покроет дантиста, так что… но у меня в этом году будет премия, и скобки очень… и потом, Эстор почти не улыбается. Но может быть, если зубы у нее… — Она вдруг замолчала, помахала рукой и поморщилась. — Лили-Энн! Тебе нужно поменять подгузник.
Рита встала и понесла ребенка по коридору туда, где стоял пеленальный столик, а вокруг распространился запах отнюдь не свиной отбивной. Я отодвинул пустую тарелку и со вздохом откинулся на спинку кушетки. Декстер Переваривает Пищу.
По какой-то странной и неприятной причине, вместо того чтобы отвлечься от забот минувшего дня и погрузиться в туман сытого довольства, я снова задумался о работе — о Марта Клейне и о кошмарном месиве, в которое превратилось его тело. Я не очень близко знал Клейна и к тому же не способен к каким-либо эмоциональным привязанностям, даже к той грубовато-мужественной фамильярности, столь популярной у нас на работе. И мертвые тела меня не пугают; тем более я сам периодически произвожу их. Рассматривать и трогать трупы — часть моей работы. Мертвый коп пугает меня не больше, чем мертвый адвокат, хотя я бы предпочел, чтобы мои коллеги об этом не знали. Но труп в таком ввде… полностью лишенный человеческого облика… нечто совсем иное, почти сверхъестественное.
Убийство, жертвой которого стал Клейн, было совершено с яростью, которая выдает безумца, сомневаться не приходилось, но процесс провели настолько тщательно, и он наверняка занял столько времени, что это уже вышло за рамки привычного, уютного смертоубийственного безумия и очень смутило меня. Потребовались значительная сила и выдержка, а главное — ледяное самообладание, чтобы не зайти слишком далеко во время оргии и не причинить смерть слишком быстро, пока еще есть целые косточки.
Почему-то я был почти уверен, это — не простой и относительно безвредный единичный эпизод, герой которого слетел с тормозов и на несколько часов пустился во все тяжкие. Случившееся походило на определенный шаблон, на способ существования, на перманентное состояние. Безумная сила и ярость в сочетании с патологической способностью контролировать себя… я даже представить не мог, какого рода существо на это способно. И, честно говоря, не желал знать. Но опять-таки меня не отпускало ощущение, что в ближайшем будущем мы обнаружим еще несколько размозженных копов.
— Декстер, — негромко позвала Рита из спальни, — ты идешь спать?
Я посмотрел на часы у телевизора. Почти полночь. Одного взгляда на цифры хватило, чтобы понять, как я устал.
— Иду, — сказал я, встал с кушетки и потянулся, ощущая приятную истому. Действительно уже пора было спать, И я решил, что подумаю о Марта Клейне и его ужасной смерти завтра. Пусть зло распределяется во времени равномерно. По крайней мере в хорошие дни бывает именно так. Я отнес тарелку в раковину и пошел спать.
Пребывая в тусклом шерстяном мире сна, я почувствовал, как некое отвратительное ощущение пробирается мне в голову. Словно в ответ на невнятный, но неотложный вопрос, я услышал оглушительный рев — и проснулся. От громкого чиха у меня потекло из носа.
— О Господи, — сказала Рита, садясь. — Ну вот, ты простудился, потому что… я знала, что так и будет… возьми платок.
— Спасибо. — Я сел, взял салфетку, вытер нос и снова чихнул, на сей раз в салфетку, и она разорвалась в моей руке. — Тьфу, — просипел я, испачкав пальцы соплями. Кости тупо ломило.
— Ради Бога… вот, возьми еще. — Рита подала салфетки. — И иди вымой руки, потому что… посмотри на часы, уже и так пора вставать.
Прежде чем я успел вытереть нос новой салфеткой, Рита вскочила, предоставив мне оставаться в постели, сопливиться и размышлять над злой судьбой, обрушившейся именно на меня, ни в чем не повинного бедолагу. Голова болела и словно оказалась набита мокрым песком, который сыпался через нос на руку, а в довершение всего предстояло пойти на работу, хотя я смутно представлял себе, каким образом я смогу это сделать, поскольку в мыслях плавал сплошной туман.
Но что у Декстера хорошо получается — так это быстро запоминать модели поведения и воспроизводить их. Я прожил всю жизнь среди человеческих существ, которые д умают, чувствуют и поступают совершенно непостижимым для меня образом. Мое выживание зависит от того, сумею ли я безупречно сымитировать то, что делают они. К счастью, девяносто девять процентов событий в человеческой жизни — всего лишь повторение одних и тех же действий, произнесение привычных избитых клише, выделывание знакомых фигур танца, который ты исполнял, как зомби, вчера, позавчера и позапозавчера. До ужаса глупо и нелепо, но в то же время исполнено несомненного смысла. В конце концов, если каждый день следовать шаблону, то не нужно думать. По-моему, это к лучшему, поскольку людям обычно не даются мыслительные процессы сложнее жевания.