— Мы не уверены. Я ушел из дому утром, вскоре после семи часов…
— И ты ждал до ночи, чтобы позвонить нам?
— Простите, я не хотел…
— Господи! Сегодня вечером мы играли в теннис. В теннис! А могли бы… Господи! Полиция знает? Ты сообщил в полицию?
— Я звоню вам из участка.
— Дай мне их начальника, Ник. Пожалуйста.
Послушный, как ребенок, я протянул трубку Джилпину:
— Моя теща желает с вами побеседовать.
Разговор с Эллиотами сделал из детектива настоящего чиновника. Теперь невероятная новость — Эми пропала — начала распространяться.
Возвращаясь в комнату, где мы беседовали, я вдруг услышал голос своего отца. Иногда, в особенно неприятные мгновения, он звучал в моей голове. Но это был настоящий живой голос. Слова походили на пузыри болотного газа, поднимающиеся из вонючей трясины: «Сука, сука, сука…» Выжив из ума, отец обращался так к любой женщине, которая хотя бы чуть-чуть раздражала его: «Сука, сука, сука…» Заглянув в конференц-зал, я увидел его, сидящего на скамье у стены. Когда-то он смотрелся здорово. Красивый, осанистый, с ямочкой на подбородке. Мужчина мечты, как охарактеризовала его однажды моя тетя. Теперь же он сидел, бормоча, на полу, белокурые волосы спутаны, штаны грязнющие, а руки исцарапаны, словно он пробирался сквозь колючий кустарник. Полоска слюны блестела на подбородке, будто там проползла улитка. Он сжимал и разжимал все еще крепкие пальцы. Рядом стояла, скривив рот и напряженно выпрямив спину, офицер полиции, стараясь не реагировать на его слова: «Сука, сука, сука… Слышь, ты? Сука?..»
— Что происходит? — обратился я к ней. — Это мой отец.
— Вам позвонили?
— Позвонили?
— Чтобы вы пришли и забрали отца, — проговорила она раздельно, будто я был слабоумным мальчишкой.
— Моя жена пропала. Я здесь уже несколько часов.
Она взглянула на меня, ни в малейшей мере не смягчившись. Я видел, что она колеблется, не поступиться ли гордостью и не принести ли извинения, но потом отец завел свое: «Сука, сука, сука», и благородный порыв как рукой сняло.
— Сэр, с вами весь день пытаются связаться из «Комфорт-Хилла». Ваш отец сбежал сегодня утром по пожарной лестнице. Он исцарапался, но в целом невредим. Можете убедиться. Мы обнаружили его несколько часов назад в невменяемом состоянии, он брел по Ривер-роуд. А потом пытались дозвониться вам.
— Но я был здесь! Почему, черт побери, никто не сообщил мне!
— Сука, сука, сука… — твердил отец.
— Сэр, прошу не разговаривать со мной в таком тоне.
— Сука, сука, сука…
Бони распорядилась, чтобы полицейский — на этот раз мужчина — отвез отца к месту его проживания, таким образом мне удалось от него избавиться. Когда бессвязно бормочущего старика сажали в автомобиль, мы стояли на крыльце полицейского участка. И все это время он ни разу не дал понять, что узнал меня. Когда машина тронулась, даже не оглянулся.
— Ну, парни, не пора ли закругляться? — спросила детектив.
— По-моему, пора.
Таким образом, полиция покончила с расспросами, и меня отправили домой приблизительно в два часа ночи, с напутствием хорошенько выспаться и явиться к двенадцати в участок для пресс-конференции.
Я попросил подвезти меня к дому Го, поскольку знал, что она не ляжет спать, не откажется выпить со мной по чуть-чуть и сделает сэндвич. Как ни печально, это все, чего я в тот момент желал: чтобы женщина сделала мне сэндвич и не задавала вопросов.
— Не хочешь пойти и поискать ее? — спросила Го, когда я поел. — Можем поездить по округе.
— Бесполезно, — вяло ответил я. — Где ее искать?
— Ник, это в самом деле очень серьезно.
— Я знаю, Го.
— Так будь решительнее, Лэнс. Прекрати свое траханое «мю-мю-мю». — Этим звуком, одновременно шлепая губами и по-дурацки закатывая глаза, она с самого детства высмеивала мою бесхарактерность. При этом еще произносила мое официальное имя. Ни один парень с моей внешностью не может зваться Лэнсом. Го сунула мне в руки порцию виски. — Выпей еще, и хватит. Похмелье тебе завтра ни к чему. Куда же, мать ее, она могла задеваться? Блин, меня уже тошнит… — Она налила и себе, а потом, потягивая виски, зашагала по кухне. — А ты не допускаешь, Ник, что какой-то парень увидел ее на улице и захотел похитить? Стукнул по голове и…
— Стукнул по голове? Ну какого хрена ты так говоришь?
— Ну, извини, не хотела сгущать краски. Просто… Не знаю, я просто пытаюсь рассуждать. Мало ли психов на улицах. — И добавила в стакан еще виски.
— Кстати, о психах, — вспомнил я. — Папа снова нынче дал деру. Его нашли на Ривер-роуд и отвезли в «Комфорт-Хилл».
Она пожала плечами — ну и ладно. За истекшие полгода наш отец удирал из пансионата три раза. Го прикурила сигарету.
— Неужели мы не можем пойти и кого-нибудь расспросить? — сказала она. — Неужели ничего нельзя сделать?
— Го, ну что ты заладила?! — воскликнул я. — Тебе надо, чтобы я себя чувствовал сраным импотентом! Я совершенно без понятия, как надо действовать в такой ситуации! Типа, если ваша жена пропала, наберите сто один… Что потребовали полицейские, я сделал. Я всегда делаю, что от меня требуют.
— Ну да, конечно, — проворковала Го, давно задавшаяся целью выковать из меня бунтаря.
Ни черта у нее не выйдет. Мальчишкой я вовремя возвращался из школы домой. Когда был писателем, всегда укладывался в условленные сроки, даже если это было необязательно. Я уважаю правила. Когда следуешь правилам, жизнь протекает без проблем.
— Мать-перемать! Через несколько часов снова переться в участок, можешь дать хоть немножко отдыху? Неужели не видишь, что я боюсь до усеру?
Секунд пять мы играли в гляделки, а потом Го буркнула: «Ну, извини» — и еще раз наполнила мой стакан. Села рядом, положив ладонь на плечо.
— Бедная Эми, — прошептала она.
21 апреля 2009 года.
Страницы дневника.
Бедная я. Позвольте мне описать место действия. Кэмпбелл, Инсли и я в Сохо, обедаем в бистро «Табло». Огромный пирог с козьим сыром, бараньи фрикадельки и свежая руккола — я не уверена, что справимся. Но мы стараемся. Пообедав, уходим в маленький кабинет, который зарезервировала Кэмпбелл, — там можно отдыхать, развалившись на диване, который не слишком отличается от того, что стоит, скажем, у вас в гостиной. Это здорово, чувствуешь себя счастливой, совершая иногда глупые, но общепринятые поступки.
Мы все одеты излишне нарядно, в дорогих платьицах, в туфлях на очень высоких каблуках. Клюем по чуть-чуть с крошечных тарелочек пищу такую же декоративную и невещественную, как и мы сами.