— Да сама Эми это и сделала! — выпалил я.
Коп просто смотрел на меня и ждал продолжения.
— Я хочу сказать, что, конечно, документы оформлял я, но настояла Эми. Это была ее идея. Клянусь! Я даже не думал, но Эми сказала… Она сказала, что, учитывая перемену в ее материальном положении, так она будет чувствовать себя уверенней, или что-то вроде того. То есть это было просчитанное деловое решение. Мать его так! Я не знаю! Я не знаю, почему она этого захотела. Я не уговаривал ее!
— А два месяца назад кто-то посылал поисковый запрос с вашего компьютера, — вступила Бони. — «Река Миссисипи уплывает тело». Вы можете это объяснить?
Я сделал два глубоких вздоха и девять секунд успокаивался.
— Господи! Это был дурацкий сюжет для книги… Я всего лишь хотел написать книгу.
— Ха! — воскликнула Бони.
— Вот что, на мой взгляд, происходит, — начал я. — По телевизору часто показывают передачи, где муж всегда ужасный злодей, убивающий свою жену. Потому-то люди видят меня через эту призму. И некоторые вполне обычные, невинные поступки воспринимаются совершенно извращенно. И расследование превращается в охоту на ведьм.
— Это так вы объясняете счета покупки по кредитной карточке? — спросил Джилпин.
— Я уже сказал, что эти счета не могу объяснить, поскольку не имею к ним ни малейшего отношения. Это ваша работа — выяснить, откуда взялись проклятые счета!
Копы молча сидели и ждали продолжения.
— Что сейчас вообще делается, чтобы найти мою жену? Какие версии, кроме мужа-убийцы, вы рассматриваете?
Дом задрожал, небо с оглушительным треском разорвалось, и в открытое окно мы увидели пролетевший на бреющем полете над рекой реактивный самолет.
— Эф-десять, — сказала Ронда.
— Не-а, маловат, — возразил Джилпин. — По-моему, это…
— Это Эф-десять.
Бони наклонилась ко мне, сцепив пальцы.
— Наша работа, Ник, — убедиться, что вы чисты на сто процентов, — проговорила она. — Не сомневаюсь, что вы тоже этого хотите. Сейчас нужно, чтобы вы помогли разобраться с некоторыми мелкими моментами, которые вызывают путаницу.
— Похоже, мне пора обзавестись адвокатом.
Копы обменялись такими взглядами, будто недавно заключили пари.
21 октября 2011 года.
Страницы дневника.
Мама Ника умерла. Я долго не могла писать, потому что мама Ника умирала, а сын как с цепи сорвался. Милая упрямая Морин. Она ходила и ясно соображала еще за несколько дней до кончины, отказываясь обсуждать любые способы продления жизни.
— Я хочу жить до тех пор, пока не придет срок умирать, — говорила она.
Она вязала шерстяные шапочки для других больных, проходящих химиотерапию (а сама бросила лечение — бросила, бросила! — после первого же курса; жить подключенной к трубкам — это не для нее), поэтому я всегда буду помнить ее в окружении ярких мотков шерсти — красной, желтой, зеленой, — с бегающими пальцами, с цокающими спицами. И пока Морин вязала, она мурлыкала по-кошачьи, тихо и сонно.
А потом, в одно сентябрьское утро, она проснулась, только на самом деле это была уже не Морин. Всего за одну ночь съежилась, скукожилась, сморщилась — не женщина, а птичка. Металась по комнате, ничего и никого, даже себя, не узнавая.
Так в нашу жизнь вошел хоспис — мягко освещенный, с портретами женщин в капорах и пейзажей с холмами, с автоматами для кофе и закусок. Никто и не ждал, что лечебница поможет Морин выздороветь или облегчит страдания. Ее положили для того, чтобы она умерла в комфортных условиях. Что она и сделала через три дня. Очень практично. Думаю, Морин хотела именно этого. Хоть я и уверена, что она закатила бы глаза при этой фразе: «Морин хотела именно этого».
Похороны были скромными, но душевными. Собралось человек сто. Хлопотала очень похожая на Мо ее сестра Омахи — разливала кофе и «Бэйлис», раздавала печенье и рассказывала забавные истории из жизни Мо. Мы прощались ветреным теплым утром, Го и Ник стояли, прижавшись друг к другу, а я топталась поодаль, ощущая себя лишней. А после, ночью, в постели, Ник позволил мне обнять себя, но уже через несколько минут высвободился и, шепнув: «Мне нужно на воздух», ушел из дому.
Его мама все время заботилась о нем. Настояла, чтобы она приходила раз в неделю и гладила белье. «Я только немножко помогу наводить порядок», — говорила она всякий раз, но, когда уезжала, я могла заглянуть в холодильник и найти тонкими дольками нарезанный грейпфрут для Ника или еще какую-нибудь еду на верхней полке. Потом, открыв хлебницу, я обнаруживала, что Мо срезала корки с хлеба, с каждого ломтика. Я замужем за тридцатичетырехлетним мужчиной, который не терпит хлеб с коркой!
Я попробовала делать то же самое в первую неделю после похорон Морин. Срезала корки с хлеба, елозила горячим утюгом по футболкам Ника, испекла черничный пирог по маминому рецепту.
— Эми, не стоит делать из меня младенца, — неторопливо проговорил Ник, рассматривая ободранные ломти. — Я позволял маме срезать корки, потому что это доставляло ей удовольствие. А тебе такие сюси-пуси не по нутру, я же знаю.
И мы вернулись к черным квадратикам. Милый, влюбленный до безумия, обожаемый мною Ник исчез. Грубый, раздражительный и сердитый Ник вернулся. Вообще-то, в тяжелые времена принято опираться на супружеское плечо, но у нас с Ником это не получается. Он маменькин сынок, оставшийся без мамы. И он не желает ничего принимать от меня.
Если Ник испытывает потребность, он использует меня для секса. Прижимает к столешнице или перегибает через спинку кровати и молча совокупляется, лишь в последние секунды несколько раз хрюкает. Потом отпускает меня, напоследок легонько погладив по спине — единственный интимный жест, — и произносит слова, которые, по его мнению, превращают все в игру:
— Ты такая сексуальная, что невозможно удержаться.
Но голос у него при этом мертвый.
Ваш муж, с которым раньше у вас была просто восхитительная половая жизнь, вдруг становится холодным и отстраненным. Он только время от времени хочет от вас секса. Вы:
а) отказываете в сексе — ему не выиграть эту игру!
б) плачете и жалуетесь, выпрашивая ласку, дать которую он не готов, вызывая еще большее отчуждение;
в) верите, что это лишь временные затруднения в долгой супружеской жизни, — у мужа черная полоса, вам следует понять его и дождаться лучших времен.
Ответ: в). Правильно?
Конечно, меня тревожит, что наш брак на грани распада, но я не знаю, как быть. Возможно, вы думаете, что следует поговорить с моими родителями, с тандемом психологов, но я чересчур горда. Вряд ли они дадут полезный для семейной жизни совет. Если вы не забыли, они родственные души. У них всегда были только взлеты и никогда не случалось падений — один сплошной поток радости. Обратись я к ним, они тут же напишут очередную книгу про Удивительную Эми, где та без всяких забот и хлопот вступит в идеальный, выдающийся брак.