Она разрыдалась окончательно и кинулась вон из дома, на радость репортерам, бросившимся снимать ее. Когда Мэрибет нырнула в машину, двое журналистов принялись стучать по стеклу, уговаривая ее выглянуть и сказать им пару слов. К нам в гостиную доносились их настойчивые голоса: «Мэрибет… Мэрибет…»
Ранд стоял, засунув руки в карманы и пытаясь разобраться, какую же роль должен играть он. В моих ушах звучали слова Таннера Болта: «Нам нужно удержать Эллиотов на своей стороне». Снова и снова, точно хор в греческой трагедии.
Тесть открыл было рот, но я опередил:
— Ранд, скажите, что я должен делать.
— Просто ответьте.
— Что ответить?
— Я не хочу спрашивать, а вы — отвечать на этот вопрос. Это естественно. Но я должен знать. Я хочу услышать, что вы не убивали мою дочь. — Он улыбался и кривился от душевной боли одновременно. — Господи… У меня голова кружится. — Сквозь густой загар на щеках проступили багровые пятна. — Я просто не понимаю, что случилось. Не понимаю, и все! — Ранд все еще пытался улыбнуться. Слезы скатывались с подбородка на воротник рубашки. — Просто ответьте, Ник.
— Ранд, я не убивал Эми и никогда не причинял ей боли.
Он не отрываясь смотрел на меня.
— Вы верите, что я не причинял ей физического вреда?
Ранд хохотнул:
— Знаете, что я собирался сказать? Я хотел сказать, что не знаю теперь, кому верить. А потом подумал, что это слишком похоже на сцену из кинофильма. Именно в кино я был бы обязан это сказать, вот и задумался: уж не в фильме ли я? Можно ли из него вырваться? Теперь знаю, что не могу. Но на одну секунду показалось: вот скажу что-то другое, и сюжет изменится… Но ведь не изменится, да? — Резко кивнув на прощание, Ранд развернулся и следом за женой ушел к машине.
Мне бы расстроиться, а я вместо этого насторожился. Еще до того, как Эллиоты отъехали от моего дома, подумалось: «Нужно идти в полицию, и чем скорее, тем лучше».
Следует опередить Ранда и Мэрибет, которые вот-вот начнут публично обсуждать потерю доверия ко мне. Кровь из носу нужно доказать, что моя жена вовсе не такая, какой все это время притворялась. Что она не Удивительная Эми, а Мстительная Эми. И тут я вспомнил о Томми О'Хара, который трижды пытался ей дозвониться и который когда-то обвинялся в изнасиловании Эми. Таннер раздобыл кое-какую информацию о нем. Томми О'Хара вовсе не был брутальным ирландцем, как я представлял парня с таким именем. Не пожарный и не коп. Он писал для юмористического веб-сайта в Бруклине. Там даже нашлась его фотография. Костлявый тип в темных очках и футболке с надписью «Бинго», с чуть кривоватой улыбкой и копной непослушных черных волос.
Он ответил с первого звонка:
— Да?
— Это Ник Данн. Вы звонили мне, очевидно, по поводу моей жены Эми Данн. Эми Эллиот. Я готов с вами поговорить.
Томительная пауза. Вот сейчас он повесит трубку, как это сделала Хилари Хэнди.
— Перезвоните мне через десять минут, пожалуйста.
Я перезвонил. Судя по фоновым звукам — болтовня пьяниц, стук ледяных кубиков, голоса, требующие еще выпивки или приветствующие друзей, — О'Хара сидел в забегаловке. С легкой тоской я вспомнил о собственном «Баре».
— Спасибо за звонок, — сказал он. — Пришлось зайти в ближайший бар. Под стаканчик скотча беседа пойдет лучше. — Его голос зазвучал громче, как бы приблизился. Я догадался, что парень прикрыл трубку ладонью, склонившись над напитком.
— Итак, — начал я, — я видел ваши вызовы.
— Верно. Она все еще не вернулась? Эми, в смысле.
— Нет.
— Могу я поинтересоваться, что произошло, по вашему мнению? — спросил он. — С Эми.
Мать его! Захотелось хлебнуть чего-нибудь. Я отправился на кухню, которая занимала вторую после бара позицию в списке любимых мест, и набулькал в стакан, стараясь соблюдать разумную умеренность, ведь обстановка располагала — аромат виски, полутьма после яркого солнца…
— А могу я поинтересоваться, зачем вы звонили? — вопросом ответил я.
— Я видел передачи. Вы в дерьме.
— Это точно. Я хотел бы с вами поговорить, потому что… вы попытались выйти на связь, и это мне показалось интересным. Учитывая то, что было. Обвинение в изнасиловании…
— Ах, вы уже в курсе?
— Я знаю, что вас обвинили в изнасиловании. Но это не значит, что я считаю вас насильником. Я хотел выслушать вашу версию событий.
— Да… — Он шумно отхлебнул виски, кубики льда цокнулись друг о дружку. — Я переключал вечером каналы и наткнулся на новости. Про вас с Эми. Лежу себе в койке, жую тайскую еду, думаю о своих делишках. И тут — херак по мозгам! Опять она. Через столько лет… — Он попросил у бармена еще выпивки. — Адвокат сказал, чтобы я не вздумал с вами разговаривать, но… Что тут скажешь? Сам-то я очень легко отделался. Грешно смотреть, как вы тонете, и не помочь. Жаль, курить запретили в барах. Скотча к такому разговору мало, сигарета нужна.
— Расскажите, — попросил я. — Про обвинение. Про изнасилование.
— Я же говорю: увидел сюжет в новостях. Массмедиа поливают вас дерьмом. Это потому, что вы муж. Не надо бы мне в это лезть, не хватало еще, чтобы эта женщина снова в моей жизни нарисовалась. Даже на секунду. Но черт возьми… Хотел бы я, чтобы мне тогда кто-нибудь оказал такую услугу.
— Вот и окажите ее мне.
— Во-первых, вы знаете, что она отказалась от обвинений?
— Знаю. А вас было в чем обвинять?
— Мать вашу! Конечно нет! А вас?
— Нет.
— Вот и отлично.
Томми снова потребовал виски. Потом спросил:
— Ваш брак был удачен? Эми была счастлива?
Я молчал.
— Ладно, можете не отвечать, сам угадаю. Эми не была счастлива. По какой причине? Не собираюсь выяснять. Могу догадываться, но спрашивать не стану. Когда Эми не удовлетворена, она играет в бога. В ветхозаветного бога.
— В смысле?
— Карает виновных, — сообщил Томми. — И сурово карает. — Он рассмеялся в трубку. — Жаль, что вы меня не видите. Я совсем не похож на склонного к насилию альфа-самца. Я похож на чмо. Собственно, я и есть чмо. Когда в караоке пою песню «Sister Christian», я плачу в голос. Смотрю по телику «Крестного отца-два» и рыдаю. Каждый раз. — Он закашлялся, поперхнувшись виски.
Похоже, пора его слегка раскрепостить.
— Фредо? — спросил я.
— Да, Фредо. Я знаю, Фредо, это ты.
— Ты разбил мне сердце…
Большинство мужчин использует спортивную терминологию как секретную речь «крутых чуваков». Этот обмен цитатами из фильма имел сходство с воспоминаниями о каком-то крутейшем матче. Мы оба знали диалоги, и тот факт, что мы их знали, сблизил нас, и он стоил целого дня пустой болтовни.