— Не вполне умный поступок, Ник, — сказала она, усаживаясь напротив Таннера Болта. — Допустим, в этот раз тебе повезло — ты повернул мнение о себе к лучшему. Но ведь этого могло и не случиться.
— Эй, ребята, вы слишком сильно реагируете. Почему бы нам просто не порадоваться маленькому просвету в черной полосе? Всего тридцать секунд радости за девять дней…
— Ну ладно, давайте. — Таннер Болт уставился на свои часы.
Когда я попытался заговорить, он строго нацелил на меня палец и шикнул, как расшалившемуся ребенку. Очень медленно его палец опустился и уткнулся в циферблат:
— Все. Тридцать секунд прошло. Порадовались? — Он подождал, не скажу ли я чего.
Так замолкает учитель, задав на уроке чересчур голосистому ученику вопрос: «Ты высказался?»
— Теперь можем поговорить. Мы подошли к той точке в нашем деле, когда все, абсолютно все решает правильный выбор момента.
— Согласен.
— Вот как? Спасибо, — хмыкнул адвокат. — Я намерен в самое ближайшее время известить полицию о содержимом дровяного сарая. Раз уж толпа снова…
«Только не толпа, — подумал я. — Нельзя говорить „толпа“. Насчет этого Эми меня правильно научила».
— …Вас полюбила. Или, прошу прощения, не снова, а наконец-то. Репортеры подбираются к дому Го, и мне кажется, что опасно держать в тайне дровяной сарай и его содержимое. Как насчет Эллиотов?
— На их поддержку можно больше не рассчитывать. Вообще.
Опять повисла пауза. Таннер Болт не стал читать нотацию, даже не спросил, как же это произошло.
— А значит, мы должны наступать. — Я чувствовал себя злым и решительным, готовым к борьбе.
— Ник, всего лишь единичный успех, и ты уже чувствуешь себя непобедимым. — Го вынула из сумочки и вложила мне в руку что-то общеукрепляющее. — Избавляйся от иллюзий.
— Все будет хорошо. — Я отправил пилюли в рот и повернулся к Болту. — Итак, что мы предпримем? Давайте планировать.
— Итак, к делу! — призвал Таннер Болт. — Это совершенно невероятно, но мне удалось. Таков уж я. Завтра мы даем интервью Шэрон Шайбер.
— Ух ты! Это точно?
Шэрон Шайбер — практически предел мечтаний. Самый высокий рейтинг (среди возрастной категории от тридцати до пятидесяти пяти лет) в Сети (более широкий охват, чем у кабельного) среди журналисток (я все-таки могу иметь добрые отношения с людьми, обладающими женскими первичными половыми признаками). Все знали, что в грязном белье она роется не часто, но зато каждый случай знаменовал торжество справедливости. Два года назад она взяла под свое нежное крыло молодую маму, которая отбывала срок в тюрьме за то, что закачала насмерть ребенка. Шэрон Шайбер проводила целеустремленное и вполне законное расследование этого случая на протяжении нескольких вечеров. Женщина вернулась в свой дом в Небраске, вышла замуж и теперь снова ждет ребенка.
— Гарантирую. Она заинтересовалась вашим делом, когда по Интернету поползло видео.
— Значит, видео помогло? — не сдержался я.
— Да, оно вывело на новый виток. До его появления все были уверены, что исчезновение Эми — дело ваших рук. Но теперь возникло крошечное сомнение. Вчера вы казались… искренним. Уж не знаю, как вам это удалось.
— Потому что вчера он имел конкретную цель — вернуть Эми, — пояснила Го. — Вот и перешел в контратаку. А прежде были слабые эмоции: самооправдание, жалость к себе, стремление уйти от ответственности.
Я послал сестре благодарную улыбку.
— Ну вот и не забывайте о том, что служит конкретной цели, — сказал Таннер Болт. — Я не буду вертеть жопой, Ник. То, что мы делаем, совершенно из ряда вон. Другой адвокат заставил бы вас держать язык за зубами. Но я давно хотел испробовать этот трюк. Массмедиа влияют на правовое сознание. С такими выдумками Интернета, как Facebook, YouTube и тому подобное, понятие «беспристрастный суд» исчезло. Никакой непредвзятости. В восьмидесяти-девяноста случаях из ста дело решено еще до начала судебного слушания. Так почему бы нам не воспользоваться этим? Почему не взять развитие событий под свой контроль? Но вы должны понимать: это рискованно. Я хочу заранее спланировать каждое слово, каждый жест, каждый бит информации. Вам придется быть естественным, вызывать симпатию, иначе последствия могут получиться прямо противоположные.
— Быть на сто процентов естественным, — кивнул я. — Что может быть проще.
— Нужно соблюдать предельную осторожность в высказываниях. И мы предупредим Шэрон, что на определенного рода вопросы вы отвечать не станете. Она будет спрашивать, но мы заранее научим вас, что говорить. Например: «По некоторым причинам, связанным с полицейским расследованием, я не имею права в настоящее время отвечать на этот вопрос». И произносить эти слова придется очень убедительно.
— Как попугай?
— Конечно. Как попугай, который не хочет угодить за решетку. Ник, если Шэрон Шайбер возьмется за ваш случай, то мы в шоколаде. Это совершенно невероятно, но таков уж я, — повторил Таннер.
Адвокат явно гордился этой фразой, своим девизом. Он замолчал и приподнял бровь, изображая раздумья. Я понял: сейчас услышу нечто не слишком приятное.
— Что? — подтолкнул его я.
— Вы должны рассказать Шэрон Шайбер об Энди, потому что этого шила нам в мешке не утаить.
— Ну вот на тебе. Я только начал возвращать любовь людей, а теперь должен уничтожить ее собственными руками?
— Ник, я заявляю со всей ответственностью… Ведь сколько дел я довел до конца? И всегда — не одним боком, значит другим — такие нюансы выходят на поверхность. Мы сохраним контроль над ситуацией. Вы расскажете об Энди и покаетесь. Так искренне, будто от этого зависит ваша жизнь. Да, вы наделали глупостей. Но вы мужчина — с присущими мужчинам слабостями и заблуждениями. И вы любите жену, хотите добиться ее прощения. Вы даете интервью, оно выходит в эфир на следующий вечер. Его содержание до тех пор разглашению не подлежит; говорить об Энди в анонсах телевизионщики не смогут. Разве что обещать информационную бомбу.
— Так вы уже сказали Шэрон об Энди?
— Еще чего! Я лишь предупредил: мы приготовили обалденную бомбу. Итак, после интервью у нас в запасе приблизительно сутки. Незадолго до выхода передачи в эфир мы сообщаем Бони и Джилпину об Энди и о дровяном сарае. И черт побери, мы объединим эти два события: «Эми жива-здорова и пытается подставить Ника! Она обезумела от ревности и потому хочет подставить Ника! Страсти Господни!»
— А почему бы сразу не сказать Шэрон Шайбер? Ну, о том, что Эми все подстроила?
— Во-первых, вы признаетесь, что имели связь с Энди, просите не судить строго; вся нация тронута, желает простить вас, сопереживает вам. Американцы любят смотреть на кающихся грешников. Но нельзя никоим образом выставлять вашу жену в плохом свете. Кому понравится, как муж-кобелина в чем-то обвиняет жену? Пусть лучше на следующий день это сделает кто-нибудь другой: «Из достоверных источников, связанных с полицией, стало известно, что жена Ника, которую он обожает и в любви к которой поклялся принародно, подставляет его!» Для телевидения самое то.