В ужасе она вновь отступила. Прищурилась, чтобы лучше видеть происходящее. Противником Тэна был голый коротышка. Возможно, ребенок. Черный, со скрюченными руками. По взлохмаченным волосам пробегали языки пламени. Огромный череп с вытянутым затылком, как у инопланетянина из фантастического фильма. И похоже, он не чувствовал ожогов. Удерживал свою жертву в огне, точно фридайвер, который топит пловца, утягивая его на глубину.
Жанна подумала: «Хоакин», и тут чудовище обернулось к ней. Она окаменела. Уродливый подросток уставился на нее горящими глазами, словно не замечая огня, пожиравшего их с Тэном. Почерневшее лицо, будто иссушенное жаром, обрело обезьяноподобные черты наших пращуров.
Жанна протянула руку. В этот миг галерея с грохотом рухнула, поглотив обоих противников. Больше она ничего не видела. Только чувствовала, как ее тащат назад.
— Вы проснулись?
В дверях палаты стоял врач. В белом халате, руки в карманах. На груди приколот бейджик с фамилией. Отсюда не разглядеть. Он подошел к ее кровати. Широко улыбнулся. Открытое, добродушное лицо, очки в тяжелой роговой оправе.
— Как вы себя чувствуете?
Жанна попыталась ответить, но не смогла разлепить пересохшие губы. Она чувствовала себя опустошенной, как сдутая воздушная камера. Кожа, липкая от высохшего пота, которым она истекала, пока длился этот кошмар. Она поморгала. Предметы вокруг встали на свои места. Линолеум на полу. Металлическая тумбочка. Рядом пустая койка. Обычная больничная палата.
Наконец ей удалось выговорить:
— Нормально.
Эти три слога причинили ей боль. Ее голосовые связки словно обуглились.
— Вам невероятно повезло, — сказал врач.
Жанна решила, что он иронизирует. Она совсем не помнила, как ее спасли. Она потеряла сознание. Ее перевезли сюда. Солнце уже взошло. Вот и все.
— Вы только-только начали задыхаться, — добавил врач. — Даже не получили ожогов. Легкие очистятся сами собой. Мне сказали, что вы судья…
— Так и есть.
— Если когда-нибудь надумаете сменить профессию, из вас получится отличный пожарный.
— А Франсуа Тэн?
— Кто?
— Тот человек, которого я пыталась спасти в квартире.
Врач пальцем поправил оправу. Его лицо приняло скорбное выражение. Он нахмурился:
— Кажется, они ничего не смогли поделать.
Жанна даже не удивилась. Значит, все это ей не приснилось.
— Теперь вам надо подумать о себе, — продолжал доктор. — Те, кто чудом уцелел, просто обязаны себя беречь.
— Когда меня выпишут?
— Через пару дней. Мы вас понаблюдаем. — Он похлопал себя по груди: — Посмотрим, как поведут себя ваши легкие.
Жанна не ответила. Врач прокомментировал ее молчание:
— И не вздумайте сбежать. Судья, которой не терпится вернуться к работе, — это хорошо в кино. Поверьте, два-три дня постельного режима вам не повредят. Вы сейчас не в лучшей форме. Давление понижено. Вы явно недоедаете. К тому же, похоже, горстями поглощаете антидепрессанты.
— Это преступление?
Ее враждебный тон заставил врача улыбнуться:
— Только если вы не воспользуетесь своим пребыванием в больнице.
— Который час?
— Девять утра.
— А день?
— Девятое июня, понедельник.
— Где мы?
— В детской больнице Неккера.
Он опять потянулся к своим очкам. И снова улыбнулся:
— Больше нигде не было места. Вы в отделении эндокринологии.
Жанна опустила глаза. К ее правой руке была подсоединена капельница. Другая трубочка тянулась к лицу. Видимо, в ноздрю ей ввели кислородную канюлю.
Врач подошел к окну и слегка приоткрыл жалюзи. У нее есть право на свет. Улыбчивый доктор попрощался с ней и обещал заглянуть после обеда.
Оставшись одна, она сорвала с себя трубки, соскочила с кровати и стала выдвигать металлические ящики. В третьем она нашла свои вещи, почерневшие от сажи. Ощупала карманы. Отыскала мобильный. Вспомнила, что ее тачка и сумка так и остались на улице Милан.
Нажала кнопку, чтобы набрать номер.
— Райшенбах? Это Крулевска.
— Как ты там? Мне сказали, что…
— Нормально. Я не пострадала.
— Черт… Не знаю, что и сказать.
— Я тоже, — прошептала Жанна. — Бред какой-то. Это…
Она замолчала. Полицейский в ответ тоже промолчал. Они поняли друг друга без слов. Лучше забыть о патетике и подумать о следствии. Разберемся, сказала она себе.
— Что там у нас по пожару?
Говорить было трудно. Должно быть, дым обжег ей слизистые.
— Официально пока ничего.
— Но?
— Эксперты говорят о поджогах. Но письменных отчетов у меня пока нет.
— А есть шанс, что убить хотели не Тэна?
— Честно говоря, вряд ли. Пожар начался на его этаже.
— О'кей, — сказала она. — Надо проверить все его текущие дела. И кто из тех, кого он посадил, недавно откинулся. Ты уже этим занимаешься?
— Сейчас девять утра. И я даже не уверен, что это дело поручат мне. Или вообще кому-то с набережной Орфевр! [32]
— Тогда кому?
— Госбезу. Или Управлению собственной безопасности. Дело-то секретное. Судей не каждый день убивают.
— А это не может быть связано с делом людоеда?
— Это бы означало, что убийца почувствовал угрозу. А ему пока бояться нечего. Мы топчемся на месте.
— Тэн что-то откопал.
— Неужели? — Райшенбах скептически хмыкнул. — Ну, если он что-то и нарыл, все пропало вместе с ним. Он забрал дело домой. Все сгорело.
Теперь она была уверена в своей правоте. Тэн нашел что-то настолько важное, что его сожгли вместе с бумагами. Наверное, он выдал себя телефонным звонком. В общем, прокололся и спугнул убийцу. Хоакин отреагировал мгновенно.
Она вспомнила эту сцену: чудовище с огромной головой и скрюченными руками схватилось с Тэном. Она поняла то, в чем боялась себе признаться. Тварь с горящими волосами была не адвокатом, сыном испанца, а ребенком с металлическим голосом. «Лес кусает тебя…». Неужели их двое? Неужели адвокат Хоакин способен превращаться в ребенка-монстра?
Она отбросила нелепые предположения. Все равно чудовище погребено под рухнувшей галереей.